Но, когда он заговорил, то услышал спокойный, полный достоинства голос:
— Да, Цезарь, я христианин. Я верю в учение Иисуса из Назарета.
Мало кто из присутствовавших знал язык, на котором он говорил, но смысл сказанного поняли все без исключения.
Воцарилась мрачная тишина. Нерон кашлянул, а затем хмыкнул. За этим, как не раз бывало, должен был последовать его жуткий страшный хохот. Но когда этот неестественный смех достиг своего апогея, он вдруг резко оборвался. От неожиданности все подскочили. Все в страхе глядели на императора.
— Я совершил ужасную ошибку! — завопил Нерон. — Меня обманули, а я, в свою очередь, чуть не обманул весь мир. Но теперь мои глаза открылись, и я понял, что все это, — и он указал на ряд бюстов, стоявших на столе, — все это часть подлого заговора. Меня хотели унизить в глазах людей. И самое страшное — в глазах будущих поколений. Меня хотели изобразить как человека, а не как бога. Теперь я хорошо понимаю, что они задумали. О… как они были хитры! Как они ловко взялись за исполнение своих коварных замыслов! Какой вид они мне придали! Жадный, жестокий и… жалкий.
И он схватил первый попавшийся бюст и со всей силы бросил на пол. Скульптура со звоном разлетелась вдребезги.
Василий подумал: «Это конец. Меня закуют в цепи, как маленькую танцовщицу, и завтра мы умрем». Но больше он не испытывал никакого страха. Ему предстояло прожить несколько ужасных часов, а затем все кончится, все уйдет в прошлое. Может быть, его будут бить, пытать… Но впереди его ждет вечность, счастье и спокойствие.
Никто не смотрел на него. Все глаза были прикованы к императору, который продолжал жестикулировать, словно сумасшедший. Септимий осторожно дотронулся до руки Василия и глазами указал ему на ступеньки лестницы, которая начиналась сзади них. Там, в полумраке колонн стояли лишь четверо рабов.
— Давай туда, — шепнул Септимий.
Василий быстро оглянулся. Все по-прежнему смотрели только на Нерона. Он осторожно отступил на несколько шагов и стал тихо спускаться по лестнице. Рядом с рабами громоздился большой ящик из сахара. Василий на цыпочках приблизился к нему и скользнул внутрь. После нескольких минут колебаний один из рабов закрыл сахарную дверку. Василий оказался в темноте. Снова тишина. Потом он услышал, как рабы взволнованно перешептываются. Вдруг ящик подняли. Еще несколько секунд колебаний, и Василия уже несли куда-то в сладкой клетке.
Василий еще слышал полные бешенства вопли Нерона. Бесконечный поток слов был насыщен ненавистью. Он слышал, как с глухим шумом был разбит еще один бюст, затем еще и еще. Цезарь ни за что на свете не хотел оставлять доказательства своих заблуждений.
Его продолжали нести. Василий чувствовал ровную, мерную походку рабов. Затем он услышал, как хлопнули двери кухни. И тут рабы буквально взяли ноги в руки и понеслись с такой скоростью, что Василию было страшно, что они вот-вот врежутся в стену. Мягкие стенки ящика изгибались, и юноша боялся, что они не выдержат его веса и он вывалится наружу. А рабы все бежали, и сахарные колокольчики, привязанные к ящику, тихо звенели в такт их шагам.
ГЛАВА XXX
1
— Ломайте ее! — крикнул великий Селех. Его волнение было настолько велико, что скорее напоминало панику. — Бросайте все осколки в сточные воды! Деревянное основание сжечь! И быстрее! От ящика не должно остаться ни следа! И никто, слышите, никто из присутствующих не вспомнит, как и когда ее принесли. Все ясно? Ну, а теперь, где молодой человек?
Один из четырех рабов, несших сахарный ящик, с тяжелым деревенским акцентом ответил:
— Там, в каморке с пряностями.
Василий сидел на большом мешке с сопью, когда главный повар императорских кухонь открыл дверь и вошел в маленькую комнатенку. |