— Думаю, ты прав, — заметил он успокоенно, но тут же озаботился новой мыслью и, резко повернувшись, дернул Петрония за шерстяной рукав. — Я так несчастен, друг мой, — прошептал он.

— О Цезарь, это удел всех гениев! — ответил хитрец. — Безмятежность — удел бездарностей.

— В таком случае я непревзойденный гений! — воскликнул император. — У меня особенная склонность к мучениям. А знаешь ли, Петроний, я погорячился, когда разбил все эти бюсты. Первое впечатление оказалось более верным — они были прекрасны. Мне доставляло удовольствие созерцать их. Я говорил себе, что по ним обо мне будут судить потомки. А что теперь?.. Все уничтожено! Все погибло навсегда! И ничего не исправить!

— Но художник, создавший их, пока еще жив. Прости его и верни ко двору. — Тон, которым были произнесены эти слова, говорил, насколько эта тема безразлична советнику. — Я полагаю, что он скрывается где-то неподалеку, в Риме, и будет просто счастлив ответить на твое приглашение.

Нерон покачал головой.

— Нет, Петроний, я не могу вернуть его. Я его очень любил, ведь мы ровесники. — Толстая, нижняя губа императора жалко отвисла. — В юности у меня не было друзей. Несмотря на всю дерзость его религиозных убеждений, я до сих пор думаю о нем с некоторой долей уважения.

— Тебе достаточно шевельнуть пальцем, и он снова будет здесь.

— Нет, мой друг и наставник. Если я его вновь увижу, меня охватит бешенство, и его постигнет та же участь, что и танцовщицу. Потом он публично вел себя вызывающе по отношению ко мне, и если я прощу его, то уроню свое достоинство. — На секунду он замолчал, раздираемый противоречивыми чувствами. — Иногда мне хочется, чтобы Тижелий поскорее отыскал бы его, и я сам бы выбрал пытки, через которые он прошел бы перед смертью. А иногда мне хочется, чтобы ему удалось спастись.

Толпа, колышущаяся, словно огромная волна, у ограды императорского сада, становилась все многолюдней и многолюдней. Все громче раздавался нестройный хор голосов. К крикам «Да здравствует Цезарь!» все чаще примешивались призывы к магу не тянуть долее с сотворением обещанного чуда.

Неожиданно толпу сотряс дикий вопль.

— Вот он! Вот он!

Нерон выпрямился в своем кресле из слоновой кости и, упершись жирным затылком в золотого орла, вырезанного наверху спинки, завопил так же восторженно, как возбужденные простолюдины:

— Вот он!

Башня была так прекрасно видна с его места, что можно было различить ступени, ведущие с одного этажа на другой. Человек, одетый в белоснежную тунику, поднимался по ним неторопливой, гордой походкой. Сбоку к башне была приставлена обычная лестница. По ней безо всякого достоинства и гордости, быстро карабкался помощник.

* * *

Наконец Елене удалось пробиться сквозь толпу к ограде сада, где ей преградили дорогу два воина с обнаженными мечами.

— Мне необходимо видеть императора, — крикнула она. — Это вопрос жизни… или смерти. Прошу тебя, пропусти!

— Стоять! — грубо рявкнул один солдат. — Сегодня никто не может видеть императора.

— Но я должна! Прямо сейчас! — Солдат продолжал грубо отталкивать ее. И тогда она закричала так громко, как только могла: — Цезарь, о Цезарь! Я должна поговорить с тобой! У меня есть для тебя важное сообщение.

— Это женщина, которая помогает магу, — узнал ее второй солдат, и на его лице появилось выражение неуверенности.

Нерон услышал крики и, оторвав взгляд от белого силуэта, поднимавшегося по лестнице, повернулся туда, откуда доносился шум.