Изменить размер шрифта - +
В основном пейзажами. На большинстве снимков была Биргитта, ее невозможно было не узнать и в вязаной шапочке, натянутой на уши, и танцующей босиком в белом платье на вершине причудливой скалы‑останца, с развевающимися на ветру светлыми волосами. Поистине фотовыставка в ее честь! На буфете стояла самая большая фотография, на которой обнаженную Биргитту прикрывали лишь побеги плюща. Голая, и в то же время – одетая.

– Почему он фотографии не снимает, ведь их роман кончился? – спросил Арвидсон.

Мария его не услышала. Она отошла к теплице.

– Похоже, что его нет дома, – сказала Мария, осмотрев и стойло. – Нам пора.

 

Они удивились, увидев Эка, идущего им навстречу. Выражение его лица было странным.

– Стало что‑то жутковато сидеть одному в машине. Привидений и прочего конечно же не бывает, но ощущаешь себя довольно‑таки беззащитным при мысли, что кто‑нибудь может напасть в темноте.

Мария засмеялась и обняла его:

– Скажешь тоже! Улофа нет дома, так что уезжаем в Висбю.

Они пошли в темноте к машине. Эк сел за руль.

Если бы кто‑нибудь из них в этот момент оглянулся, то, возможно, заметил бы между темных деревьев белое платье и светлые волосы.

 

Глава 36

 

Орган в церкви Эксты гремел, как водопад. Мария разглядывала белые стены, распятие в алтарной части, выполненное «Элисабет Колмодин, урожденной Закс, в 1787 г.», и роспись кафедры проповедника, на которой апостол Иаков, ловец душ человеческих, изображен в дождевике и золотой зюйдвестке. Каждое время толкует историю христианства по‑своему. Когда Иисус созывал своих учеников, Хелли Хансен вряд ли успел изобрести непромокаемую одежду и организовать ее экспорт в страны, лежащие южнее Норвегии. Однако как атрибут профессии она работала: в том, что Иаков был рыбаком, сомнений у зрителя не оставалось.

Вега поблагодарила Марию за то, что та подвезла ее на машине к церкви. Не успели они войти внутрь, как Биргитта схватила Марию за локоть.

– Я хочу с тобой поговорить. Можешь прийти ко мне завтра в девять вечера? Это важно! – Она сунула ей в карман пиджака свою визитку с адресом.

– А сегодня вечером после похорон мы не сможем поговорить? – шепотом спросила Мария.

– Нет, сегодня я не могу. – Биргитта тревожно огляделась, но, увидев Вегу, улыбнулась ей. Та не спускала с нее глаз.

– Хорошо, я приду завтра.

«Чего ты так боишься?» – хотела спросить Мария. Она отошла в сторону, пропуская других. В первом ряду между Улофом и Кристоффером сидела Мона. Интересно, придет ли Арне, думала Мария. Она исподволь оглядела церковь несколько раз, но его видно не было.

В церковь этим летним днем пришли немногие. Слова священника эхом отдавались в полупустом зале: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».

В последнем ряду сидел Хенрик Дюне вместе с товарищами из Сил самообороны. Мария узнала Андерса Эрна и поздоровалась. Рядом с ним сидела женщина, наверняка та самая Ирис, которая поддерживала его в решении бросить курить. У нее был довольно суровый вид.

Когда они вышли на кладбище, чтобы проводить Вильхельма в последний путь, светило солнце. В тишине слышались только шаги по гравийной дорожке и мирный щебет птиц. Тихо, почти торжественно шелестели листья каштана. Мона шла первая. В своем черном длинном платье она казалась маленькой и худой. На бледных щеках пылали алые пятна. Волосы были собраны в тугой пучок и завязаны тонкой черной бархатной лентой. В руке она держала круглый белый камешек с небольшим углублением, куда проходил большой палец, окаменелость величиной со спелый инжир. Мона крепко сжимала его в руке, заставляя себя идти к открытой могиле, – шаг за шагом, вздох за вздохом, мысль за мыслью.

Быстрый переход