|
С ребенком она справится отлично - вот увидите. Как у вас с деньгами? - Хватит за глаза, сэр. - Ну, если потребуется на дело, зайдите в Сити, к старому Грэдмену, вы его помните? - Да, и боюсь, что он тоже меня помнит. - Ничего, он верный старик. - И Майкл услышал вздох. - И еще: заглядывайте изредка на Грин-стрит. Моей сестре, будет не по себе, когда я уеду. Время от времени я буду посылать сведения о Флер, ведь теперь изобретено это радио, а Флер будет беспокоиться о бэби. - Хинином я запасся. Флер сказала, что не страдает морской болезнью. Говорят, от нее лучше всего помогает шампанское. Между прочим, конечно, вам виднее, но я бы на вашем месте не слишком напирал на фоггартизм там в парламенте; они не Любят, чтобы им надоедали. Встретимся мы с вами в Ванкувере, в конце августа. К тому времени ей надоест путешествовать. Сейчас она мечтает о Египте и Японии, но не знаю. Наверно, все время будем в дороге. - Есть у вас парусиновые костюмы, сэр? Они вам понадобятся на Красном море; и я бы взял шлем. - Шлем я купил, - ответил Сомс. - Тяжелая, громоздкая штука. Он посмотрел на Майкла и неожиданно добавил: - Я буду за ней следить, а вы, надеюсь, сами за собой последите. Майкл его понял. - Да, сэр. Я вам очень благодарен. Я думаю, для вас такое путешествие - подвиг. - Нужно надеяться, что ей оно пойдет на пользу, а малыш не будет по ней скучать. - Постараюсь, чтобы он не скучал. Сомс, сидевший перед "Белой обезьяной", казалось, погрузился в транс; потом встрепенулся и сказал: - Война нарушила равновесие. Должно быть, люди и теперь во что-нибудь верят, но я не знаю, что это такое. Майкл заинтересовался. - А можно вас спросить, сэр, во что вы сами верите? - Верю в то, во что отцы наши верили. А теперь люди слишком многого ждут от жизни; им неинтересно просто жить. "Неинтересно просто жить!" Эти слова показались Майклу знаменательными. Не вскрывали ли они сущность всех современных исканий? Последняя ночь, последний поцелуй и тягостная поездка в автомобиле Сомса в порт. Майкл один их провожал. Хмурая пристань, серая река; возня с багажом, давка на катере. Мучительная процедура! Мучительная даже для Флер, как показалось Майклу. Последние бесконечные минуты на пароходе. Сомс, изучающий новую обстановку. Дурацкая улыбка, сводящая скулы; плоские шутки. И этот момент, когда Флер прижалась к нему и крепко его поцеловала. - Прощай, Майкл! Мы расстаемся ненадолго. - Прощай, дорогая! Береги себя. Я буду сообщать тебе все новости. Не беспокойся о Ките. Зубы его стиснуты; у нее - он это видел - на глазах слезы. И еще раз: - Прощай! - Прощай! Опять на катере, серая полоса воды ширится, ширится между ним и бортом парохода, и высоко над поручнями лица, лица... Лицо Флер под светло-коричневой шляпкой; она машет рукой. А левее "Старый Форсайт", один, - отошел в сторонку, чтобы не мешать им проститься, - длиннолицый, седоусый, неподвижный; нахохлился, одинокий, как птица, залетевшая в неведомые края и с тоской озирающаяся на покинутый берег. Они делались все меньше и меньше, расплылись, исчезли. Возвращаясь в Вестминстер, Майкл курил одну папиросу за другой и снова перечитывал все ту же фразу в газете: "Ограбление в Хайгете, грабитель скрылся". |
