Уже у двери он оглянулся. Женщина не открывала лица, беззвучно всхлипывала, вся уйдя в свое горе. Билл осторожно положил на зеркало у двери пачку банкнот – все, что у него было на счете. Копить он сроду не умел, так что состояния не нажил, однако не раздумывая оставил все этой женщине.

Вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Глубоко вздохнул, прищурился на алый закат, потом пошел прочь, постепенно ускоряя шаг.

Долги были розданы. Билл Уиллингтон был свободен.

Завтра утром он сойдет с автобуса и спустится в зеленую долину, туда, где раскинулся среди рощ и лугов Грин-Вэлли, его родной городок.

Завтра он обнимет деда.

Завтра он поцелует свою Мэри.

И начнется совсем другая, новая и прекрасная жизнь.

Сумерки потихоньку наползали на Грин-Вэлли, и Мэри устало потянулась, хрустнув накрахмаленным халатом. Вчерашняя духота всколыхнула в пожилых обитателях деревни старые болячки. Сегодня Мэри целый день измеряла давление и прописывала сосудорасширяющие лекарства. Поток болящих схлынул совсем недавно, и девушка наслаждалась передышкой.

Разумеется, не только гипертония заставила многих прийти в чистенький кабинет с новой дверью. Большинство томилось от любопытства, так и сяк пытаясь расспросить Мэри о ее скоропалительном и сенсационном замужестве. Она отвечала с неизменной улыбкой, а в глазах ее горели такие любовь и нежность, что даже отъявленные скептики уходили обескураженными.

Приходили Ник и Дотти. Дотти вышла из положения, разрыдавшись и повиснув на шее у Мэри с криком "Ты самая замечательная!". А Ник долго мялся, краснел и жался, а потом вдруг порывисто схватил Мэри за руку и стал отчаянно трясти ее, приговаривая, что очень рад за нее, что Билл отличный парень, а он, Ник, наоборот, болван и остолоп, но надеется, что Мэри его простит и они останутся добрыми друзьями.

Растроганная и приятно удивленная его словами, Мэри расцеловала обоих и в свою очередь пожелала им счастья. Дотти залилась еще более горячими слезами, теперь уж точно счастливыми, а Ник вдруг посерьезнел, обнял Дотти за плечи и задумчиво сказал:

– А знаешь, Мэри, жизнь ужасно сложная штука. Ведь действительно, если бы не эта дверь, мы бы могли так и не понять, кого любим на самом деле. Я хочу сказать, как странно развивается человеческая судьба. Дотти всегда была моим другом, а тебе всегда нравился Билл, но только сейчас мы поняли… Неважно. Теперь все неважно, кроме того, что мы все обязательно будем счастливы.

Дотти ушла умываться, а Мэри, понизив голос, спросила своего бывшего жениха:

– Как миссис Грейсон? Все еще не может смириться с твоим решением? Почему она так, ведь Дотти прелесть…

Ник погладил Мэри по руке и серьезно произнес:

– Она обязательно полюбит Дотти. Просто нужно время… Мама ведь ужасно честолюбива и любит меня без памяти. Она мечтала, чтобы я вырос гением, она была уверена, что я гений, а ведь это не так, и она это в глубине души понимает…

– Перестань, Ник, ты и в самом деле умница, нечего наговаривать на себя.

– Я не гений, Мэри. Я обыкновенный середнячок и не вижу в этом ничего зазорного.

Мне всю жизнь хотелось бегать с мальчишками, купаться в озере, целоваться с девочками, ходить в кино – а вместо этого я зубрил, зубрил и зубрил. Я любил рисовать, а мама настояла на торговле недвижимостью…

– Почему ты не поговорил с ней раньше?

– Честно? Я ее жалел. Мэри, она очень страдает…, от нашего с папой несовершенства. Именно поэтому все нелепые слухи о папиных связях в Лондоне…

– Как это?!

– Да нет у него никаких связей! Просто в Лондоне живет папин дядя, он часовщик, уже совсем старенький, а в молодости ему однажды довелось инспектировать часовой механизм Биг Бена.