— Выгоняете меня… — начала Хелен.
— Мы можем сидеть здесь все утро, Хелен, ты будешь называть это так, я этак. Я скажу, что ты должна обрести то, что ты ищешь, найти себя где-то в другом месте, а ты скажешь, что я выставляю тебя вон.
— Что я на этот раз натворила? — жалобно простонала Хелен. — Это все из-за кошки?
— Разумеется, кошка тут ни при чем, и речь не об одном-единственном случае или каком-то одном проступке. Пожалуйста, пойми… попытайся понять, это не наказание и не экзамен, который ты сдала или провалила. Тут вопрос выбора. Эта обитель — наша жизнь, мы ее сами выбрали и мы должны решать, с кем будем ее делить.
— Я вам не нужна, вы все собрались и решили, что я здесь лишняя, так ведь?
— Нет, не так, никто не устраивал над тобой суд и не выносил тебе приговор. Когда ты пришла сюда, ты прекрасно понимала…
— Раньше, — с горячностью перебила ее Хелен, — монахини не могли привередничать и выбирать, с кем им быть. Если тебе не по душе кто-то в общине, это твой крест, оставалось молиться и терпеть, в этом и заключается подвиг смирения…
— Никто не питает к тебе неприязни… — начала было сестра Бриджид.
— Пусть даже кто-нибудь меня и не любит, раньше не придавали этому значения, не устраивали конкурс — кто лучше, кто хуже.
Бриджид была непоколебима.
— Будь у нас конкурс, ты во многих отношениях стала бы первой. И если уж говорить о том, что было раньше, то раньше много было скверного. Когда-то женщин необузданных, обуреваемых страстями или потерпевших неудачу в любви могли заточить в монастырь. Это был прекрасный способ создать обитель.
— В моем случае все не так. Меня никто не хотел заточить, даже наоборот — все старались удержать меня.
— Потому я и завела весь этот разговор, — мягко сказала сестра Бриджид. — Я не хочу, чтобы ты обольщалась надеждой, что в недалеком будущем примешь постриг. Потому что этого не будет, Хелен, во всяком случае, у нас. Как глава этой обители, я бы повела себя нечестно, отпуская тебя на семейное торжество в уверенности, что ты станешь членом нашей общины. Когда-нибудь ты поблагодаришь меня от всего сердца. Я хочу, чтобы ты посмотрела на свою семью другими глазами, присмотрелась к другим возможностям…
Хелен была сражена.
— Значит, вы прогоняете меня прямо сейчас, мне уже нельзя будет сегодня вернуться!
— Зачем так драматизировать…
— Так когда? Раз вы предупреждаете меня, то когда я должна освободить свою келью? — с обидой и горечью требовала ответа Хелен.
— Я подумала, что тебе надо обо всем поразмыслить, ты больше не работай, просто посиди и соберись с мыслями, подумай, чем бы тебе хотелось заняться…
— Когда? — повторила Хелен.
— Скажем, месяца через два-три, — твердо ответила Бриджид. — Рождество, по-моему, самый подходящий срок. У тебя будет время все обдумать.
Фрэнк и Рената Куигли планировали предстоящий день.
— Как мне одеться — получше или попроще? — спросила Рената.
— Чем лучше, тем лучше, — улыбнулся Фрэнк.
— А про нас не подумают… ну, не знаю… что мы слишком выставляемся? — засомневалась Рената.
— Так или этак, жене Десмонда все равно не угодишь. Оденься кое-как — значит не взял на себя труд постараться, а возьмешь на себя труд — так переборщил…
— И как же нам быть?
— Давай, по крайней мере, сделаем так, чтобы ей приятно потом было глядеть на снимки. |