— Если честно, я не одобряю твою затею, — авторитетно начал он. Но я прекрасно понимаю, что если не поддержу тебя сейчас, это тебя расстроит. Поэтому я сам позабочусь о том, чтобы из всех заказов, которые поступают в мастерскую, ты могла что-то выбирать для себя.

Она порывисто обняла его, небрежно прижав цветы к его плечу, и поцеловала. От резкого движения на пол посыпались лепестки, прекрасные бутоны распространяли такой аромат, что почти заглушали запах женских духов… Джонатан подумал, что ее страстная преданность работе может сыграть ему на руку. Он криво усмехнулся и подхватил ее на руки — она снова была желанна, ведь он уже вернулся домой.

Эстер вздохнула с облегчением, когда увидела новую мастерскую. Это было оптимальное решение. Теперь дороги Питера и Энн-Олимпии не пересекались, они будут редко видеться — это хоть как-то избавит Питера от страданий. В глубине души Эстер гордилась смелым поступком невестки. В подобной ситуации она и сама, пожалуй, поступила бы так же. Однако Эстер никак не могла подавить в себе враждебность. Сколько страданий, пусть даже без злого умысла, эта молодая женщина принесла Питеру! В последнее время он изменился до неузнаваемости. Даже в горе доброе начало в нем брало верх. Он всегда был открыт и отзывчив к людям, но сейчас с ним происходило что-то странное. Он раздражался по пустякам и терпеть не мог Джонатана, вечно придирался к нему по пустякам. И только с Сарой он был как прежде терпелив, и ничто не могло вывести его из равновесия.

— Я настаиваю на том, чтобы Питер тоже посмотрел мою мастерскую, — заявила Энн-Олимпия тоном, не допускающим возражений. — Он достаточно ясно дал понять, что не придет в мой дом просто по-дружески. Что ж, неволить я его не буду! Но поскольку речь идет о деле, то, как бы он меня ни ненавидел, пусть пересилит себя и придет.

Ее язвительные слова были переданы Питеру, правда, в гораздо более мягкой форме. Впрочем, в этом не было особой необходимости, Питер и сам хотел зайти. Он специально назначил время, когда Джонатан должен был быть дома, но тот как назло куда-то запропастился, и Питер с Энн-Олимпией остались вдвоем. Она торжествовала, заполучив Питера к себе в мастерскую. Для нее это и впрямь была победа в этой тихой войне, вспыхнувшей между ними с тех самых пор, как она впервые появилась в Банхилл Роу. Словно волшебный мотылек кружила Энн-Олимпия по мастерской, ее милый профиль, когда она поворачивала голову, показывая ему то, что хотела показать, мелькал то слева, то справа, и прелестная, черная как смоль, завитушка кружила в сладком вальсе вокруг своей оси. Энн-Олимпия с гордостью водила его по своим новым владениям, и ей было невдомек, что для Питера в эту минуту не существует ничего на свете, кроме нее, любимой и желанной. Забыв обо всем, он не сводил с нее глаз. Она почти застала его врасплох, когда вдруг остановилась посреди мастерской как вкопанная и тут же резко, так, что подлетел подол ее полосатой шелковой юбки, обернулась к Питеру. Он мгновенно сник и насупился, сразу исчез блеск в глазах.

— Я забыла показать тебе чеканочный молоток. Он висит там, возле двери. Папа говорит, что это молоток двенадцатого века. Он мне его подарил.

— Прекрасный подарок. Интересно взглянуть.

Она стремглав бросилась через всю мастерскую, сняла со стены молоток и принесла его Питеру.

— Потрогай. Он такой удобный, приятно работать.

Питер кивнул, прикидывая на глаз, не тяжел ли.

— Да, много мастеров повидал он на своем веку. Ты позволишь мне как-нибудь с ним поработать?

— Да, конечно, бери, когда захочешь. Хоть сейчас.

Он отрицательно покачал головой и протянул ей молоток.