Энн-Олимпия родила сына, которого назвала в честь отца. Вот уже несколько месяцев подряд она не появлялась в мастерской: то ходила беременная, то рожала, то кормила, однако мысли о мастерской не оставила. Вместе с ребенком она вынашивала и планы на будущее. На северной стороне дома стояла огромная теплица. Толку от нее все равно было мало из-за неудачного расположения, солнце редко сюда заглядывало, поэтому Энн-Олимпия решила устроить здесь свое рабочее место. Судьба ей улыбнулась, Джонатан на три дня уехал по делам в Лондон, и Энн переделала теплицу под мастерскую. Здесь было все, что нужно мастеру, от рабочего стола до всевозможных инструментов и горна. Пришлось просить отца помочь с деньгами, поскольку приданым Энн после свадьбы безраздельно властвовал Джонатан, и она уже не могла потратить ни цента. Доулинг-старший изменил свое мнение о зяте-лицемере, и чтобы ему немного испортить жизнь, подарил дочери легкую переносную наковальню, плавильные чаши, правочные молотки «пуансоны» и прочий необходимый для работы инструмент, который в достатке хранился в его кладовых.

— Теперь ты снова золотых дел мастер, — сказал отец с гордостью за нее, когда мастерская была готова. — Я буду отдавать тебе все заказы, какие ни пожелаешь.

Она решительно отклонила его предложение.

— Нет, папа. Я не хочу конкурировать с Бэйтменами, даже если ты попросишь. Моя мастерская — часть их мастерской, и я по мере сил буду выполнять заказы, которые поступают в их мастерскую. Здесь я всегда буду рядом с моим ребенком. Если что, они, я уверена, мне помогут. Так было у Эстер, когда ей было столько, сколько мне.

— Мне побыть с тобой, пока твой муж не вернется?

— Не надо, я его не боюсь.

— Твоя свекровь знает, для чего сюда приходили рабочие?

— Она, наверное, догадалась, ведь тут такой грохот стоял, но сама она не придет, пока я не приглашу.

— Как великодушно с ее стороны! Я никогда не мог ужиться со своей тещей, твоей бабушкой, потому что она всюду совала свой нос.

Джонатан вернулся домой довольный, с букетиком цветов для жены. Дела складывались удачно, он сделал все, зачем ездил в Лондон, но хорошее настроение было скорее от того, что удалось неплохо провести время. С каким удовольствием он бы еще разок уехал в Лондон отдохнуть от семьи, от работы, расслабиться. Впрочем, Джонатан не терял надежды, что Питер, который вел дела мастерской Бэйтмен и, надо сказать, весьма успешно, опять пошлет его туда, когда в этом возникнет необходимость.

— Я хочу тебе кое-что показать, — Энн-Олимпия повела мужа к теплице. По дороге она поминутно вдыхала аромат цветов, беззаботно болтала и вообще старалась держаться как можно непринужденнее. У Джонатана челюсть отвисла от удивления, когда он увидел, как преобразилась бывшая теплица.

— Что за чертовщина! — только и смог вымолвить он.

Быть может, в первую секунду Джонатан и рассердился на нее за самоуправство, но по мере того как Энн-Олимпия ему все объясняла, от его раздражения не осталось и следа. Как и все мужья, впервые изменившие своим женам, Джонатан чувствовал себя так же неловко, как нашкодивший котенок. Совесть его была нечиста, и он не нашел в себе сил отругать жену. Чувство вины занозой сидело в мозгу, и Джонатан считал себя почти обязанным хоть в чем-то уступить ей.