– Тише! Ради Бога, тише!

Опустившись на постель и с трудом сосредоточившись, граф увидел склонившуюся к нему Сибиллу. Она была в белом платье, настолько прозрачном, что казалась окутанной легким туманом, подымавшимся с лесного озера.

Он выпустил кинжал и снова повалился на постель с ощущением легкого головокружения и полузадохнувшись от вихря надушенных занавесок.

– Мой дорогой, возлюбленный моей души и тела, – нежно лепетала Сибилла. – Я знала, что ты должен вернуться.

Говорила она по-гречески. Затем улеглась рядом с ним, разгоряченное тело ее трепетало, а волосы обволакивали его мягкой, сводящей с ума паутиной.

– Мне думалось, что римляне жестоки от природы. Но вы, франки, более преуспели в искусстве пыток. О, Эдмунд, Эдмунд! – Ее губы жарко коснулись его лица. – Сколько переживаний выпало мне в последние недели! – шептала она. – Ах, как тосковало мое тело! Как напрягала я слух, чтобы услышать любовные излияния на твоем несовершенном греческом языке. И любила тебя все больше…

Глубоко вздохнув, Эдмунд тряхнул головой. К нему постепенно возвращался рассудок.

– Почему ты здесь? Где я? оглядываясь, спрашивал он.

– В гостевой палатке моего дяди, любимый. Когда ты заснул, я приказала перенести тебя сюда, – нежно пояснила Сибилла.

Ее полураскрытые губы потянулись навстречу его губам. Где-то перекликались часовые. Заржал привязанный конь, вызвав злобную брань конюха.

– Сибилла! – глухо начал он. – Почему… ты… Она прижала пальчик к его рту и снова приникла к нему. Кольчужной рубашки на нем уже не было.

Затем Сибилла внезапно поднялась и достала из своих одежд маленький пузырек из бело-зеленого халцедона.

– Ты спрашиваешь, почему я здесь? – Ее огромные глаза округлились. – Чтобы спасти твою жизнь!

– Спасти мне жизнь? – не понял Эдмунд.

– О, ты рослый, но придурковатый франк! – воскликнула Сибилла громко. – Думаешь, мой дядя забыл или простил оскорбление, которое ты нанес нашей семье? Конечно же нет. Во время трапезы был подан яд. Он действует медленно, но день за днем, неделя за неделей он будет сокращать твою бессмысленную жизнь.

– Ты… ты меня отравила? – прошептал граф.

– Нет, не я, а мой дядя. – Снова ее трепещущие пальцы коснулись его щеки. – Никогда я не причинила бы вреда ни одному волоску на твоей голове. А здесь у меня есть надежное противоядие.

Когда он потянулся к халцедоновому пузырьку, она, быстрая как белка, отпрыгнула в сторону и замерла в центре палатки. Ее гладко причесанные волосы подчеркивали мертвенную бледность лица. И вновь, запустив руку за пояс своего платья, она вытащила небольшой, меньше ладони, богато украшенный ларчик.

– Эдмунд де Монтгомери, – торжественно произнесла Сибилла, – в этом ларчике лежит щепка от креста, на котором распяли Сына Божьего. Поклянись на нем, что ты возьмешь меня в жены. И тогда ты получишь противоядие…

Он смотрел на нее с ужасом, словно на фантастическое создание черной магии.

– Ты поклянешься?

Множество смутных образов промелькнуло перед его глазами.

– Нет, не могу, – выдохнул граф.

– Тогда ты умрешь, умрешь в мучительной агонии за пределами мрачного острова Принкипо.

– Еще до этого…

Легкий стон вырвался из ее груди.

– Но ты должен взять меня! – взмолилась она. – Я боготворю тебя, сердце мое, как древняя языческая девушка обожала Аполлона. – И она тут же насупилась. – Неужели ты воображаешь, что я буду спокойно смотреть, как ты женишься на другой? Никогда! Ведь я почти потеряла тебя в уличной стычке, которую сама и подстроила.