– Когда-то я был полноправным рыцарем из Турени. Имя свое я торжественно поклялся никогда не открывать. – И он стал приближаться, загорелый, полуголый и босой, явно не чувствуя, что нагретая солнцем земля обжигает подошвы ног.

Позже незнакомец поведал, что однажды, много лет назад, желая искупить свои грехи, он отправился пилигримом в Иерусалим, босой и невооруженный. Там он, повздорив с другими пилигримами, убил несколько человек. Охваченный раскаянием, он бежал в эту пустынную местность и стал отшельником. Уповая на голод, занятия медитацией и молитвы, изгнанник надеялся добиться искупления и прощения.

Настойчивые расспросы не помогли воинам отряда узнать имя и титул отшельника. Но он, судя по всему, был благородного происхождения – с таким достоинством вел себя и так изысканны были его манеры. Позднее сэр Изгнанник, так прозвал его сэр Арнульфо за неимением лучшего имени, объяснил, что с большого расстояния он наблюдал за мучительным продвижением отряда, когда на пятый день они миновали пещеру, где у затаенного родника жил отшельник.

Сэр Изгнанник вздохнул:

– Сердце мое обливалось кровью – дважды вы проходили мимо цистерн, известных лишь немногим кочевникам и мне самому. Полагаю, что их соорудили тысячу лет назад восточные римляне. Во время дождей они заполняются…

Впалые глаза англо-норманна прищурились.

– А сколь велики они? Достаточны ли, чтобы обеспечить водой множество людей?

Седая голова мрачно склонилась.

– Да, там еще останется вода. Возможно, вы вчера заметили справа от себя руины города, среди которых возвышаются четыре колонны? Так вот, один источник запрятан под древним дворцом проконсула. Но я не мог подъехать к вам быстрее, – извинялся он, – ведь мне целый день пришлось идти пешком, чтобы одолжить это животное. – Он кивнул в сторону своего верблюда, который обкусывал теперь колючий кактус с таким удовольствием, будто это был стог свежего сена.

– Я глазам своим не поверил, когда понял, что снова вижу вооружение и кольчуги франков. Увидел ваш большой рост и догадался, что дошедшие до меня слухи верны. Сарацины, убегая от поражения, собираются где-то на севере…

– У Антиохии.

– Да, у Антиохии… Говорили, что у франков воинов – что песчинок в пустыне, что их войско движется, чтобы освободить Аль-Кудс.

– Аль-Кудс?

– Это арабское название Иерусалима.

Давно не слышимые им звуки нормано-французского языка, как и вид кольчуг, выкованных в Европе, на глазах перерождали сэра Изгнанника. Ведь он никогда не стремился окончательно превратиться в отшельника, оставаясь знатным рыцарем, страдающим от наложенного на себя наказания за нарушение рыцарского кодекса.

Радостно вкушал Изгнанник пищу, приготовленную на франкский манер, смакуя при этом кусочки зукра – лакомства, приготовленного из стеблей тростника, произрастающего по берегам рек Сирии и более сладкого, чем мед.

Туземцы, как однажды объяснил Ахаб, обычно выжимают сок из этих стеблей, а затем выпаривают его на солнце подобно тому, как добывают соль из морской воды. Бойцы отряда бросили зукра в воду и выпили воду за здоровье нового рыцаря.

Сэр Изгнанник одолжил у кого-то острый кинжал и с его помощью с удовольствием укоротил свою длинную, доходившую почти до пояса бороду, а затем подрезал пожелтевшие ногти, напоминавшие когти. Затем он вздохнул и бросил на сэра Эдмунда нерешительный взгляд.

– Не станете ли вы возражать, милорд, если я испытаю вес вашего меча и посмотрю, не утратил ли я своих навыков?

Костлявая фигура поднялась, расправив плечи, рыцарь обнажил тяжелое лезвие, вынув его из ножен. Затем он подбросил свою палку для управления верблюдом высоко вверх и рассек ее почти пополам до того, как она успела упасть на землю. Сэр Изгнанник разразился радостным смехом.