И вот Дикий Вепрь громко обратился к сэру Тустэну:

– Я слышал, сэр рыцарь, что вы сражались среди византийцев?

– Да, милорд, – сумрачно ответил одноглазый ветеран. – Однажды я служил под знаменами Русселя де Байоля.

– В таком случае вы должны были сражаться у Манзикерта? – предположил ломбардец.

– Нет, милорд, мы, франки, были, заняты осадой Чилиата, когда султан Aлп Арслан из-за предательства турецких наемников на службе Византии разгромил императора Романа Диогена. Так были потеряны самые богатые провинции Византийской империи…

– В этом-то и заключается главная слабость византийцев, – сообщил Дрого леди Аликс. – Они нанимают варваров… вроде нас, – закинув голову назад, он засмеялся, – чтобы изгнать турок, сарацин, славян и прочих из пределов своей разваливающейся империи.

Аликс подняла тонкие брови.

– Но, милорд, разве турки и сарацины – не один и тот же народ?

Барон Дрого бросил мозговую кость своему разносчику чаш.

– Нет, миледи, – возразил он. – Сарацины – это арабы той же длинноносой и темнокожей породы, что евреи и армяне. Турки, или сельджуки, как их называют в Константинополе, подобно нам – белые люди. В массе своей некрасивые, но с прямыми носами и часто с серыми или голубыми глазами. Эти жаждущие крови дикари хоть и очень смелые, но, клянусь Вакхом, они не смогут противостоять Ударам франкской кавалерии.

– Их султаны не так глупы, чтобы пускаться в подобные авантюры, – прорычал сэр Тустэн, сверкнув единственным глазом. – Мне вспоминается лишь один такой случай. Это произошло в 1072 году во время знаменитой битвы… на мосту Зомпи. Тогда нам удалось сокрушить турок, загнав их в теснину.

Барон из Четраро рассмеялся:

– Я видел турецких наемников, когда сражался в Фессалии под знаменами герцога Боэмунда, и могу сказать, что неверные, независимо от их породы, довольно трусливы. – Мускулистыми руками он разломил большой каравай хлеба. – Все равно жаль, что их остатки были изгнаны из Сицилии. Это было хорошее место для обучения молодых рыцарей.

Глотнув еще вина, он неуверенным движением повернулся к Аликс де Берне и пробормотал что-то по-гречески.

Герт, стоявший позади, увидел, что его господин усмехнулся. Сэр Эдмунд стыдился своего неплохого, хоть и далекого от совершенства знания этого языка.

– Полагаю, что вы произнесли комплимент, милорд? – спросила Аликс. – Я не поняла ни слова.

Сэр Тустэн усмехнулся и пояснил:

– Думаю, что его замечание относилось к совершенству формы вашей груди, миледи.

Многообразие яств и их неимоверное количество поражали. Однако прислужники были столь неловки и неуклюжи, что часто расплескивали соус на голые доски стола или обливали женские платья. Внезапно в дальнем конце стола возник шум. В воздухе повисли ругательства, сверкнула сталь. Какой-то рыцарь из Сан-Северино и другой, с севера, стояли, раскачиваясь и уставившись друг на друга.

– Эй, вы там! Остерегитесь! – закричал Дрого. – Лейте кровь в другом месте… не хватало еще испортить мои ковры!

И тут впервые подал голос Эдмунд:

– Они не должны биться, милорд. Ни здесь, ни в другом месте…

– Почему? – обернулся к нему хозяин шатра.

– У обоих на плече крест. Они давали клятву никогда не нападать друг на друга…

– К дьяволу таких благочестивых дураков! – зарычал Дикий Вепрь из Четраро на Эдмунда.