– Я не коммунист, Юри, и помогать им не собираюсь.

– Мы призваны сюда не помогать – так я по крайней мере думаю, – а посмотреть, как развивается здешнее общество. А что думает об этом народ, лучше узнать у Донована. Полагаю, он судит вернее других.

– Кто это – Донован? – спрашивает Мартин, как я недавно спросил у Стила.

Я объясняю.

– Надеюсь, мы не будем здесь устраивать вторую революцию? – усмехается Мартин.

– Не будем. Но мы будем работать на тех и для тех, кто нам ближе по духу.

– А Стил тебя не устраивает?

– Стил – крупный землевладелец, помещик – по‑русски, он так же далек от бедняка, как твои рокфеллеры и морганы.

– Допустим.

– Так подбрось сучьев в костер, а то он уже гаснет.

Из темноты леса совсем близко доносится насмешливый голос:

– Как ни приятно погреться у костра, джентльмены, вам все же придется его погасить.

К костру из‑за деревьев выходят пятеро или шестеро мужчин – от неожиданности я не сосчитал сколько – в широкополых соломенных и фетровых шляпах, с черными платками на лицах, до глаз, и с автоматами, нацеленными прямо на нас. Один из них, длиннорукий верзила, приблизившись, командует:

– Руки!

– Мы без оружия, мистер, можете обыскать, – говорит Мартин.

Верзила оглядывается на стоящего чуть позади коренастого крепыша‑коротышку:

– Обыщи!

Мы встаем, и крепыш профессионально ощупывает наши карманы.

– Ничего у них нет. Чек.

– Мсье Ано и мистер Мартин, не так ли? – спрашивает верзила, по‑прежнему держа палец на спусковом крючке.

Я успеваю разглядеть только высокие фермерские штиблеты, голубую застиранную рубаху и широкую, расшитую золотыми блестками повязку на рукаве. «Галун!»

– Поедете с нами.

– Куда? – рискует спросить Мартин.

– Куда надо.

Мы едем по тому же проселку, теперь уже в сопровождении вооруженных всадников. По бокам у меня – верзила в сомбреро и обыскивавший нас крепыш‑коротышка. Мартин едет сзади с таким же «эскортом». Верзила вдруг останавливается, снимает платок с лица и закуривает.

– Узнал меня, стрелок?

– По голосу.

– Метко стреляешь. Если бы не хозяин, мы бы еще пощелкали. А то мне даже пришлось за разбитую бутылку платить.

– Могу отдать, друг Пасква.

– Запомнил, значит? И я запомнил.

– Тем лучше, – говорю я, – пригодится на будущее.

Куда и зачем нас везут? Ограбить? У нас ничего ценного с собой нет, кроме нескольких сот франков наличными. Отнять их они могли бы и на полянке у костра. Убить? Но и убить можно было там же, ведь лесная дорога темна и пустынна. После того, как я узнал верзилу из «Веселого петуха» в Сильвервилле, все больше убеждаюсь, что мы нужны не ему. Похоже, его хозяин Тур Мердок где‑то поблизости…

На развилке поворачиваем влево. Еще полчаса – и мы останавливаемся у ворот забора, уходящего в глубину леса. В сутках здесь восемнадцать часов, и ночь, недавно начавшаяся, уже тает в предрассветном тумане. Забор отлично виден: высокий, из толстых, почти четырехметровых, бревен, совсем как у Стила пятьдесят лет назад. Тяжелые ворота нудно скрипят. По мощенной камнем дороге мы подъезжаем к небольшой бревенчатой даче, покрытой толстым слоем спрессованного и высушенного тростника. Нас никто не встречает. Пасква, толкнув незапертую дверь, пропускает меня и Мартина вперед в сени, а затем в комнату с огромным камином, в котором горят целые бревна. Этот огонь и является единственным освещением комнаты, где несколько человек за непокрытым деревянным столом играют в карты.