Я вхожу в дверь гостиницы. Две ступеньки ведут вниз. Элемент кокетливой и изысканной старины. Пахнет воском и каустической содой для чистки меди. Пахнет также пивом.

Хозяин с пузцом и физиономией густосвекольного цвета сидит в глубине низкой приемной. Он ощипывает гуся.

Он что-то говорит мне, очевидно приветствует, через облако пуха.

— Вы говорите по-французски? — спрашиваю я.

Он отрицательно трясет головой.

Ну вот, приехали. Интересное будет расследование, если я не знаю местного языка.

У меня, похоже, настолько очумелая рожа, что он вдруг понимает и начинает кричать куда-то в глубину заведения:

— Мэри! Мэри!

Появляется рыжая девушка с замкнутым лицом.

Хозяин указывает ей на меня, объясняя, что вот, мол, приехал артист — ни черта не рубит на языке Шекспира.

— Что вы хотите? — спрашивает она меня. Ее французский вполне сносен.

— Значит, — включаюсь я, соображая, как сказать проще, — я из парижской полиции.

В доказательство я показываю даже свое удостоверение. Она смотрит в него внимательно и читает, как книгу, шевеля губами, с таким видом, будто перед ней найденные в могиле фараона дощечки с клинописью.

— Что мы можем для вас сделать? Она объясняет хозяину, кто я. Поняв, что я полицейский, тот хмурит брови.

— Я приехал по поводу молодого француза, казненного сегодня утром, — начинаю я.

— О! Да, — кивает девочка, — я помню…

— Он ужинал у вас в тот вечер перед преступлением, так?

— Да.

— Он был с девушкой?

— Да…

— Вы видели их раньше?

— Они приходили сюда каждую пятницу… и всегда ужинали вдвоем…

— У вас было впечатление, что они… любят друг друга?

Ее щеки краснеют, как ягодицы новорожденного.

— Я не знаю…

— Но по их поведению… Она трясет головой.

— Нет, они вели себя пристойно.

Я улыбаюсь, чтобы завоевать ее доверие, но тщетно, поскольку, очевидно, в тот день, когда добрая фея Маржолена раздавала хорошее настроение, у этой неказистой малышки схватило живот и она осталась дома. Она неприступна, как Тауэр.

— А чего-нибудь особенного вы не заметили?

Она думает.

— Нет, ничего…

— Вы уверены?

— Да…

— Спросите у хозяина, может быть, он что-то видел?

Она поворачивается к хозяину, переводит мой вопрос, и я вижу, что толстяк старается вспомнить. Даже перестает ощипывать гуся…

Потом вдруг он начинает говорить сплошным неуловимым для меня потоком, ровным и густым, как черничный кисель. Он оживляется, что большая редкость для бритиша… Внутренний голос мне подсказывает, что я не ошибся адресом…

Девочка слушает с удивленным лицом. Наконец, когда хозяин закрывает кран, она пересказывает тихим, мягким голосом:

— Мистер Бенетт (я понимаю, что так зовут хозяина) говорит, что в тот день за соседним столиком сидел человек. Он пил пиво. И когда молодой француз вышел на улицу, чтобы купить газету, тот человек незаметно бросил девушке свернутую бумажку. Мистер Бенетт стоял спиной к залу, но видел это в зеркало.

Ага, ага, вот это уже кое-что интересное.

— И что сделала девушка? — спрашиваю я.

Она переводит, хозяин объясняет, я жду перевода; как будто я в ООН.

— Она спрятала бумагу в карман. Когда ее французский друг вернулся с газетой, она извинилась и пошла в туалет.

Понятное дело, читать…

Я прикусываю нижнюю губу.