В действительности же моя пляска имеет всего одну цель: освободить левую ногу. Как только я чувствую, что ботинок держится на честном слове, я бормочу:
— Ладно, ребята, так можно болтать здесь целую вечность! Давайте договоримся: я выкладываю вам все, а вы оставляете меня в живых, идет?
Они переглядываются.
— Идет, — решается Стоун.
Его голос звучит так же невинно, как голос юноши, который продает свою младшую сестру, чтобы на эти деньги купить себе новый костюм. Нужно быть полным кретином, чтобы попасться на эту удочку!
Но я делаю вид, что принял их брехню за чистую монету.
— Так вот… — начинаю я и резко выбрасываю ботинок вперед, стараясь точнее поразить цель.
Пущенный как из пращи, он описывает короткую траекторию, заканчивающуюся прямо посреди физиономии блондина…
Он изрыгает ругательство, которое, возможно, перебудило аборигенов в Конго, и стреляет наугад, подняв оружие, как на смотре инкассаторов. Пуля пролетает рядом с моим ухом.
Я не люблю терять время даром, вы меня знаете! Тем хуже для револьвера — в барабане на один патрон меньше. Я делаю прыжок почище леопарда, получившего диплом в спортивной академии, и приземляюсь точно на нетерпеливого стрелка. Толчок такой силы заставляет его выдохнуть «а-ах» и рухнуть на спину. Второй прыжок — и я обеими ногами на его красивом жилете. Мой вес около девяноста килограммов, вы это знаете, и он давит туда, куда надо, можете мне поверить.
Кислород покидает легкие блондина, как крысы тонущий корабль. Разрывающиеся легкие издают веселенький звук проколотой шины. Я вне себя и не чувствую, что делаю. Бью ему носком правого ботинка в рожу, затем в висок. Короче, парень не скоро очухается, а когда придет в себя, не вспомнит, кто он: Рамзес II или Георг V.
Я сопровождаю свои удары столь же энергичными репликами:
— Получи, скот! На, гад! Вот еще, сволочь! Он мычит:
— Нет! Хватит! Стой…
Но потом перестает и мычать…
Кровь течет у него изо рта, другая струйка из уха. Его глаза похожи на глаза тех кроликов, которых можно увидеть на рынке в рядах, где продают дичь.
— Ты получил, что хотел, а? — рычу я.
Но ответа не слышу…
Я быстро нагибаюсь, чтобы подобрать его пушку.
Но, похоже, вставать мне больше не придется. Здесь обслуживают на таком уровне, что делают за вас вашу работу. Я получаю то, что каждый полицейский рано или поздно получает в своей жизни…
Как вы догадались, папаша Стоун тоже принял участие в общем веселье. Если даже он огрел меня по башке не мраморной крышкой своего замечательного стола, то все равно это была не подушка из утиного пуха!
Я пытаюсь встать на ноги, как смертельно раненный на корриде бык, но тут же медленно стекаю вниз на пол.
Долгое время у меня впечатление, будто меня положили на надувной матрас и я плыву в открытом море.
Море голубое, или синее, — неважно, главное, что страшно муторно…
И оно танцует, танцует…
Я закрываю глаза и испускаю дух.
Где пойдет речь о воздухозаборнике
Но это ощущение медленного и мягкого движения повторяется вновь, и мне опять кажется, что я плыву в синеве моря…
Я еще раз пытаюсь открыть глаза, но ничего не вижу. Двигатель продолжает работать…
Нужно прийти в себя, Сан-Антонио, начать шевелить мозгами… Ты всегда думал, что ты самый сильный, но жизнь все время стремится доказать обратное. В этом мире никто не может быть самым сильным. Всегда найдется кто-то покруче.
В этот момент я понимаю, что с моей жизнью покончено. У меня, по-видимому, проломлен череп… Или его распилили надвое.
Вашему покорному слуге, не способному сейчас даже пошевелиться, остается только подписать джентльменское соглашение непосредственно с Господом Богом…
Не только моя голова сейчас взорвется, но еще у меня, похоже, страшный жар. |