— Как это понять?

— А вот так: покончено. Буквально на той неделе, когда ездил на восток, заскочил в «Метрополитен». Видел «Тоску», куски из нее мы вставили в «Баньяна». И что же увидел? Должен сказать, малыш, мы утерли им нос, утерли по всем статьям! У нас в картине все это звучит несравненно лучше, просто сравнивать смешно! Нет, большой опере конец. А знаешь почему? Пришел кинематограф, где все то же самое показывают куда лучше и профессиональнее, вот и все. Опера пошла тем же путем, что и театр. Кино их скоро уничтожит.

— Ладно. Пока еще не уничтожило. Просто хотелось спеть там, в конце сезона. К тому же марка «Мет» для вас неплохая реклама.

— Это тебя разрушит.

— Каким образом?

— Объясню. «Гранд-опере» конец. Их спектаклям, снятым на пленку, тоже. Публику от них просто тошнит. И знаешь почему? Потому что у них нет материала. Ну сколько можно ставить Пуччини? Да «Богема» и «Баттерфляй» шли столько раз, что даже для «Баньяна» пришлось выбрать «Тоску». А что у них осталось, кроме Пуччини? Ничего!.. Все, опере крышка. Откуда взять материал?

— Ну все же найдется еще пара других композиторов.

— Да, но кто же их будет слушать?

— Да кто угодно, кроме кучки дешевых трепачей из Канзас-Сити, которые Пуччини называют классиком.

— А-а, так тебе не нравится Пуччипи?

— Не очень.

— Слушай, знаешь, как можно выяснить, кто является лучшим художником в мире? Попробовать купить одну из картин. Тогда узнаешь, что почем. Так и с музыкой. Хочешь знать, кто лучший в мире композитор, — попробуй купить его музыку. Кстати, они ведь подали на меня в суд за использование куска из «Тоски». И знаешь, сколько я им должен? Сейчас скажу, тут бумаги… Ты просто глазам своим не поверишь!

— Но при чем здесь Пуччини, скажите на милость?! Есть закон об авторских правах, он призван ограждать владельцев любого произведения от бойких ребят вроде вас, киношников. В опере это каждая собака знает. И, если вы только теперь это узнали, это доказывает, сколь мало вы знаете об опере, но Пуччини здесь совершенно ни при чем.

— Но с какой стати, скажи пожалуйста, ребята вроде меня должны за него платить?

— Наверное, с той, что вы совершенно не знаете ни оперы, ни музыки вообще, и поэтому не в силах придумать что-то новое. Если б мне с самого начала позволили работать над сценарием, я бы нашел пару номеров, которые не стоили бы вам ни цента.

— Вовремя спохватился, что называется.

— Ладно, к черту! Есть у вас «Тоска», и все о'кей. Я прошу отпустить меня в «Мет» до конца сезона.

— А я забочусь об одной из наших звезд. Что толку спорить о композиторах, Джек. Может, ты и знаешь, кто из них гениальней, зато я знаю, кто лучше продается. И еще раз говорю: опера сдохла. Говорю и буду говорить. Я же делаю тебе карьеру, хочу как лучше, хочу использовать твой голос как можно выигрышней. И знаешь как? В популярной музыке. Ты ее поешь просто потрясающе, другим и не снилось. А ведь именно эту музыку хотят слушать люди. Песни лесоруба, песни ковбоя — ты ведь не можешь это отрицать. Этого они хотят, а не всякого там «тра-ла-ла!». Господи, это ж сплошная ушная боль! Прошлый век… Послушай, Джек, с этого дня ты должен забыть, что пел в опере. Ты меня понял, Джек? Понял?

— Понял.

— Ну, что сказал Голд?

— Сказал «нет».

— Так я и думал. Звонил ему только что, по другому делу, а потом, как бы невзначай, перевел разговор на тебя, ну тут он и выдал.