Таким образом, вопрос о возможном самооговоре шизофреника и имевшей место судебной ошибке получил окончательный и исчерпывающий ответ: Рассел Джонсон виновен в инкриминируемых ему преступлениях и его признательные показания не являются самооговором.
В сентябре 2008 г. — т. е. спустя 30 лет со времени начала заточения Джонсона в Центре психического здоровья в Пенетангюшине — было объявлено о его предстоящем переводе в клинику с намного более мягким режимом содержания, расположенную в небольшом городке Броквилль (Brockville) на самой границе с США. В этом лечебном учреждении индивидуальные палаты не имели замков, а между мужским и женским отделениями не существовало заграждений, т. е. больные могли спокойно проходить из одного в другое. Кроме того, больные периодически отпускались в город в сопровождении трёх работников клиники и имели возможность посещать многолюдные места, например, рестораны. Делалось это с целью повышения социализации пациентов и в качестве стимула для улучшения их поведения. Информация о переводе вызвала определённое беспокойство среди жителей Онтарио, которые испытали вполне понятную тревогу за собственную безопасность. В 2008 г. Джонсону исполнился 61 год, и было неясно, каковы же его физические кондиции, сможет ли он при желании совершить нападение на трёх сопровождающих санитаров и справиться с ними или обманом ускользнуть из-под их опеки? Врачи уверяли, что физические возможности Джонсона существенно понизились в сравнении с тем уровнем, что он демонстрировал 30 лет назад, но признавали, что определённый риск в работе с психически больными людьми существует всегда. Тем не менее, давалось понять, что решение о переводе уже принято и отменено не будет.
Насколько можно судить, на момент написания данного очерка Рассел Морис Джонсон жив, разумеется, нездоров и содержится в клинике психиатрического профиля в Броквилле.
Завершая разговор о Расселе Джонсоне и совершённых им необычных преступлениях, остаётся добавить, что на самом деле его история далеко не столь уникальна, как может показаться. Среди уголовных преступников (особенно среди сексуальных) доля душевнобольных устойчиво велика. Точной статистики нет, но по разным оценкам 25–30 % из числа осуждённых имеют выраженные психиатрические отклонения и нуждаются в лечении и надзоре соответствующего профиля. Тем не менее, эти люди попадают в места лишения свободы, и причина тому вовсе не в злонамеренности судей. В любой цивилизованной стране мира национальное уголовное право при оценке виновности подсудимого исходит не из того, имеет ли место психическое заболевание, а устанавливает возможность подсудимого оценивать свои действия и управлять ими. Быть больным и не управлять собою — это совсем не одно и то же.
Этот очерк начался с упоминания «правила Оккама» и им же его следует закончить. Многие стороны человеческой деятельности постоянно усложняются — научно-технический прогресс, наполнивший нашу жизнь необыкновенными устройствами и технологиями, яркое тому подтверждение. Вслед за прогрессом и урбанизацией меняются люди и шаблоны наших взаимодействий. Население развитых государств поголовно становится атеистичным, мы наблюдаем массовый отказ от традиционных семейных отношений, усложняются межполовые отношения, отношения в области занятости, люди начинают зарабатывать, не выходя из дома, и т. п.
Криминальная активность как одна из форм взаимодействия человека с окружающим миром тоже претерпевает неуклонное усложнение. Многие преступления настолько сложны по своему замыслу и реализации, что понять их сущность неспециалисту чрезвычайно сложно. Яркий пример такой криминальной деятельности — хакерская активность или биржевые манипуляции. Про операции спецслужб даже не будем говорить особо — там всё настолько умышленно запутывается, что истинное положение вещей знают только люди, находящиеся «внутри процесса». |