Это не мешало заключенным худеть. СКЗ-114, которая была изящной и стройной по приезде в лагерь, утратила нежную округлость щек. Красота ее глаз от худобы выиграла, красота тела проиграла.

Здена забеспокоилась. Попыталась подсунуть кое-какую еду. Но СКЗ-114 отказалась, содрогнувшись при мысли, чем рискует, приняв подачку.

Либо жест Здены не ускользнет от камеры, и СКЗ-114 ждет наказание – она предпочитала не думать, какого рода.

Либо жест Здены от камеры ускользнет, и в этом случае СКЗ-114 предпочитала не думать, какого рода благодарности потребует от нее надзирательница.

Между тем она медленно умирала от голода. Ужасно было лишиться, да еще по собственной воле, плитки шоколада, одна мысль о которой сводила ее с ума. Однако она на это пошла, не найдя другого решения.

Случилось так, что МДА-802 заметила маневр Здены. И пришла в негодование.

В перерыве она принялась шепотом бранить Паннонику:

– Как вы смеете отвергать пищу?

– Это касается только меня, МДА-802.

– Нет, не только вас. Этим шоколадом вы могли бы поделиться с нами.

– Что ж, пойдите и возьмите у надзирателя Здены сами.

– Вы же отлично знаете, что ее интересуете только вы.

– Незавидная привилегия, вам не кажется?

– Не кажется. Мы все были бы счастливы получить плитку шоколада от кого угодно.

– Какой ценой, МДА-802?

– Любой ценой, какую вы назначите, СКЗ-114.

Она отошла, вне себя от бешенства.

Панноника задумалась. МДА-802 по-своему права. Да, она повела себя как эгоистка. «Любой ценой, какую вы назначите» – конечно же должен существовать способ принять шоколад и при этом не уронить себя.

Здена не умела выражать свои мысли, как ЭРЖ-327. Однако процессы, происходившие у нее в голове, были, по сути, те же. Чувство отвращения, о котором он говорил Паннонике, она знала хорошо. И испытывала его порой так остро, что нашла для него это самое слово.

С ранних лет, когда люди принижали ее или принижали в ее присутствии что-то им непонятное, когда бессмысленно уничтожали нечто красивое, выставляли кого-то на посмешище ради того, чтобы повеселить компанию, и находя грязное удовольствие в том, чтобы опускаться до свинства, Здена ощущала стойкий дискомфорт, который ее мозг назвал отвращением.

Она привыкла жить рядом с этими неизбежными мерзостями, говоря себе, что так устроен мир, и даже сама в них участвовала, пытаясь доказать, что не всегда является лишь их жертвой. Она считала, что лучше вызывать тошноту у других, чем испытывать ее самой.

Иногда, очень-очень редко, отвращение покидало ее. Когда она слушала музыку, казавшуюся ей прекрасной, когда выходила на воздух из душного помещения и холодный ветер щедро бил ей в лицо или когда тяжесть от обжорства за праздничным столом таяла в терпком вкусе вина. И это было больше, чем просто передышка: отвращение вдруг оборачивалось своей противоположностью, для которой не существовало имени, это не назовешь тягой к чему-то или влечением, это было в тысячу раз сильнее – словно вера во что-то необъятное стремительно разрасталась в ней, так что глаза готовы были выскочить из орбит.

Похожее действие оказывала на нее Панноника. Безымянное чувство по отношению к безымянному человеку – слишком много неназванного в этой истории. Здена должна узнать, как зовут СКЗ-114, во что бы то ни стало.

Истощение стало проблемой не столько красоты, сколько выживания. Утром, во время построения, заключенных осматривали: тех, кто слишком исхудал, чтобы считаться жизнеспособным, отводили в колонну смертников.

Некоторые подкладывали под робу тряпье, чтобы выглядеть потолще. Людей денно и нощно терзал страх перед потерей каждого грамма.

Бригада состояла из десяти человек, включая ЭРЖ-327 и МДА-802.