Они были так похожи и внешне и судьбою, что она, несомненно, почиталась им словно родная кровь.

Чужие всегда принимали их за брата и сестру, вне всяких сомнений. Последние пять лет, как не стало бедной леди Маргарет, он словно верный пёс не отходил от осиротевшего дитя. Именно с его рук она пошла и после имя матери его первое имя произнесла.

— Я убью его… — обычно мелодичный мягкий голос молодого человека, звучал резко как металл.

— Остынь! Если не хочешь навредить своей госпоже!

На самом же деле Ральф, будучи несчастным, по его мнению, отцом трёх дочерей, лишь одна из которых была замужем, до колик боялся разделить участь племянницы, заполучив в зятя чужеземца. Лишиться своего последнего куска земли, для него было сродни ржавому ножу в горле. И обращать на свою скромную персону лишнее внимание короля он не собирался.

— Я слышал, что этот барон в любимчиках у Вильгельма. Он не простит, кому бы то ни было, подобного отношения. Не дури! Иначе потеряешь последнюю возможность находиться рядом с госпожой. Он наверняка отправит тебя подальше от дома. Только дай ему повод!

Ральф машинально погладил короткую, начавшую седеть бороду. Мужчина отставил свою чёрную, инкрустированную металлом трость, которая не раз использовалась хозяином, как довольно грозное оружие. Он присел, желая дать отдых больной ноге и от всей души надеялся, что его слова были услышаны.

— Это будет последним, что он сделает!! — выкрикнул Гай.

Ральф воздел очи к небу. Если слухи о нормандском бароне Райане верны хоть наполовину, то эти двое порешат друг друга ещё в церкви…

Тем временем, маленькую невесту готовили надлежащим образом, к предстоящему событию. Адела, едва ей удалось вытолкать никак не желавшего уходить Гая, велела горничным внести одежды. Она принялась помогать одной из девушек одевать малышку, стоявшую растерянно, словно фарфоровая кукла. Чувство огромной вины и тревоги за бедное дитя охватило её, но женщина понимала, что не посмеет пойти против воли мужа, не желавшего заботится о племяннице, не являвшейся его родной кровью. Даниэль была дочерью её покойной ныне сестры и не иметь возможности воспитывать осиротевшее дитя, было для неё сущей пыткой. Единственное, что Адела могла, так это молиться каждую ночь о том, чтобы Господь даровал долгих лет Гаю. Воин словно наседка не отходил от девочки ни на шаг. Только так она могла спать спокойно. Так женщина сама себя убеждала все эти годы, к её искреннему удовольствию весьма удачно…

— Стой смирно, дитя моё. Ты должна выглядеть безупречно, — Адела расправила пояс на платье.

Горничная, покончив с платьем, принялась расчёсывать золотистые косы девочки, от чего они засверкали зеркальной гладью. Девушка, выдавая своё искреннее волнение, непроизвольно гладила малышку по голове, словно успокаивая, до тех самых пор пока госпожа не отослала её, махнув рукой.

— Я надеюсь, ты понимаешь, моя дорогая, что сегодня очень важный день.

— Я не настолько глупа, чтобы не знать это, тётя, — Даниэль горделиво подняла голову, чем привела женщину в замешательство.

Как может женщина, а уж тем более маленькая девочка, вести себя подобным образом? Гаю придётся ответить за столь неподобающее воспитание, но о чём это она? Уже через несколько часов, это станет не её заботой. Теперь это головная боль её нормандского варвара мужа. И леди Адела ни на миг не сомневалась, что голова у него будет болеть часто и основательно.

— Тебе надо быть покладистой и смиренной, моя дорогая. Иначе ты рискуешь вызвать гнев твоего мужа, — Адела всё же сочла не лишним, сообщить племяннице этот горький факт.

— Ты должна быть милой, Даниэль…

Ей вспомнилась трость в руках мужа, она неожиданно печально выдохнула и подтолкнула малышку к выходу.