– Вы хоть с кем‑то бываете вежливым? – спросила Орфамэй.

Я повесил трубку и для поддержания духа перед разговором налил «Старого лесничего». Глотая виски, я услышал шаги Орфамэй по коридору. Подошел к двери и распахнул ее.

– Входите в эту дверь, чтобы не соваться в толпу.

Орфамэй села и со сдержанным видом приготовилась слушать.

– Мне только удалось выяснить, – сказал я, – что в этом притоне на Айдахо‑стрит торгуют наркотиками. Сигаретами с марихуаной.

– Да что вы! Какая гадость.

– Нужно принимать в жизни и хорошее, и плохое, – заметил я. – Оррин, должно быть, узнал что‑то и пригрозил донести в полицию.

– Вы имеете в виду, – спросила она в своей детской манере, – что с ним за это могли расправиться?

– Скорее всего, для начала просто припугнули.

– Нет, мистер Марлоу, Оррина на испуг не возьмешь, – решительно возразила Орфамэй. – Когда на него давят, он только становится зловредным.

– Не спорю. Но мы говорим о разных вещах. Напугать можно любого – если взяться за дело умеючи.

– Нет, мистер Марлоу, – упрямо повторила она. – Оррина на испуг не возьмешь.

– Ну ладно, – сказал я. – Не возьмешь, так не возьмешь. А если б ему отрезали ногу и били ею по его же голове? Как бы он повел себя после этого – стал бы писать в бюро по улучшению деловой практики?

– Вы насмехаетесь надо мной, мистер Марлоу, – вежливо сказала Орфамэй.

Голос ее был холоден, как суп в пансионе. – Это все, что вы сделали за целый день? Выяснили, что Оррин съехал и что жил он в дурном окружении? Да я и без вас это знала, мистер Марлоу. Я полагала, что раз уж вы детектив...

Она не договорила, предоставив мне догадываться об остальном самому.

– Нет, не все, – сказал я. – Еще я подпоил джином управляющего, просмотрел регистрационную книгу и побеседовал с человеком по фамилии Хикс. Джордж У.Хикс. Он носит парик. Вы, скорее всего, не встречались с ним. Он занимает, вернее, занимал комнату Оррина. И я подумал, что... – Теперь настал мой черед не договорить.

Орфамэй уставилась на меня бледно‑голубыми, увеличенными линзами очков глазами. Маленький рот ее был твердо сжат, руки, лежавшие на квадратной сумочке, стискивали край стола, поза была высокомерной, напыщенной, церемонной и осуждающей.

– Вы получили от меня двадцать долларов, мистер Марлоу, – холодно сказала она. – Насколько я поняла, это оплата работы за день. Мне кажется, своей работы вы не выполнили.

– Не выполнил. Что правда, то правда. Но день еще не истек. А о двадцати долларах не беспокойтесь. Если угодно, можете получить их назад.

Они даже не помялись.

Открыв ящик стола, я вынул деньги, положил на стол и придвинул к ней.

Она посмотрела на них, но не притронулась. Медленно подняла голову и уставилась мне в глаза.

– Вы не так меня поняли. Я знаю, мистер Марлоу, что вы делаете все возможное.

– С теми сведениями, какими располагаю.

– Но я сказала вам все, что мне известно.

– Не думаю, – ответил я.

– Что вы думаете, – язвительно сказала Орфамэй, – это ваше дело. В конце концов, зачем бы я обращалась к вам, если б знала то, что мне нужно?

– Я не говорю, что вы знаете все, что вам нужно. Речь идет о том, что я не знаю всего, нужного мне для выполнения работы. И в том, что я услышал от вас, меня кое‑что смущает.

– Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин мой брат. Мне ли не знать его.