Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.

– Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете со мной так не разговаривал.

Я встал и вышел из‑за стола.

– Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно вам понравится.

Протянув руку, я снял с нее очки. Орфамэй сделала полшага назад, пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.

– Без очков эти глаза поистине прекрасны, – произнес я благоговейным тоном.

Орфамэй расслабилась, откинула голову назад и чуть приоткрыла губы.

– Небось, вы поступаете так со всеми клиентками, – негромко сказала она. Руки ее упали. Сумочка ударилась о мою ногу. Орфамэй всей своей тяжестью повисла на моей руке. Если она давала понять, что хочет высвободиться, то перепутала способы выражения желаний.

– Нельзя же было допустить, чтобы вы потеряли равновесие, – сказал я.

– Я знала, что вы предусмотрительны.

Она расслабилась еще больше. Голова ее запрокинулась. Веки опустились и чуть подрагивали, губы приоткрылись еще шире. На них появилась легкая обольстительная улыбка, учиться которой не нужно.

– Небось, подумали, я нарочно.

– Что нарочно?

– Ну, пошатнулась.

– Уф‑ф.

Орфамэй быстро обняла меня за шею и притянула к себе. Я поцеловал ее. В противном случае пришлось бы ударить. Она на долгую минуту крепко прижала свои губы к моим, потом спокойно изогнулась в моих объятиях и очень удобно угнездилась в моих руках. Издала легкий, долгий вздох.

– В Манхеттене, штат Канзас, вас могли бы арестовать за это.

– По справедливости, меня нужно было бы арестовать лишь за появление там.

Хихикнув, Орфамэй притронулась пальцем к кончику моего носа.

– Вы, небось, предпочитаете легкомысленных девушек, – сказала она, искоса глядя на меня снизу вверх. – Что ж, зато вам, по крайней мере, не придется стирать помаду. Может, в следующий раз я подкрашу губы.

– Может, сядем на пол, – предложил я. – Рука у меня начинает уставать.

Она снова хихикнула и грациозно высвободилась.

– Небось, думаете, что я много целовалась.

– Как и всякая девушка.

Орфамэй кивнула и, чуть сощурясь, поглядела на меня снизу вверх.

– Девушки целуются даже на церковных собраниях.

– Иначе не было б никаких церковных собраний.

Мы поглядели друг на друга без особого выражения.

– Что ж... – наконец заговорила Орфамэй, но я перебил ее, вернув ей очки. Она их надела, потом открыла сумочку, погляделась в зеркальце, снова порылась и что‑то вынула из сумки, зажав в кулак.

– Извините меня за вредность, – сказала она и сунула что‑то под лежавший на столе журнал записей. Потом еще раз слегка улыбнулась мне, четким шагом подошла к двери и распахнула ее.

– Я позвоню, – ласково сказала она. Потом вышла и застучала каблучками по коридору.

Я поднял журнал и разгладил лежавшие под ним скомканные купюры. Поцелуй был не бог весть каким, но все же я получил новую возможность заработать двадцать долларов.

Едва я вспомнил о мистере Лестере Б.Клозене, как зазвонил телефон. Я рассеянно поднял трубку. Голос был резким, но глухим, нечетким, словно проходил через штору или длинную седую бороду.

– Марлоу?

– Слушаю.

– У тебя есть сейф, Марлоу?

Мне уже надоело быть вежливым.

– Кончайте спрашивать и начинайте излагать, – ответил я.

– Я задал тебе вопрос, Марлоу.