Спустя несколько месяцев зубной врач уронил в вырез ее летнего платьишка кусочек пломбировочной амальгамы и стал доставать его. Вновь Джемма испытала смущение… Ведь свою жену-ассистентку врач живенько отослал в кладовую за каким-то препаратом. К тому же Джемме показалось, что его пальцы снуют и щекочутся совсем не там, где надо.

Она про себя проклинала этих мерзких лекарей, а тело ночами вспоминало их руки. Теперь она жалела миссис Хемсли и твердо решила не быть под стать ей, не оказаться рабой собственного потомства. Жизнь не может быть такой примитивной, считала Джемма и с презрением смотрела на свое поколение, на этих потных и пошлых парней и девок с сальными взглядами и грязными руками. Она благодарила Бога, что у нее есть возможность избегать их компании, но страдала всякий раз, когда, купив в магазине обычный набор продуктов — чечевицу, овсяные хлопья, дешевую баранину, репу, брюкву (они всемером питались этим неделю, но если честно, еды было мало и троим) — выходила на площадь и слышала похотливые реплики и грубое ржание. Джемма привыкла к строгости и лишениям (воспитание бабки Мэй!), но не могла привыкнуть к хамству и пошлости.

Джемма знала, что не похожа на других. Ей очень часто говорили об этом в школе. И несмотря ни на что, Джемма была рождена как дитя любви и страсти. Этим стоило гордиться. Да, отцом ее стал случайный заезжий актер. Но чем лучше появиться на свет стараниями грязного потного батрака? Эйлин вообще ничего не знала о своем отце. Но лучше не знать ничего (а вдруг это был переодетый принц?), чем искать свои черты в испитой роже местного донжуана. Это уж точно.

Джемма хоть и была всегда благодарна за добро, но не могла довольствоваться им. У нее были честолюбивые замыслы, пока, правда, абстрактные. Ради них она мыла, чистила, скребла. Она просто выжидала. А потом записалась на заочные курсы стенографии.

И вот однажды теплым июньским утром Джемма вошла в «женское» агентство по трудоустройству, что на Риджент-стрит. В руках у нее был чемоданчик, на плече сумочка, в сумочке пять фунтов пятнадцать шиллингов и диплом стенографистки, полученный на заочных курсах. Чтобы стать обладательницей такого документа, Джемма провела в трудах не одну ночь, сжигая киловатты вдовьего электричества и терзая допотопную пишущую машинку усопшего викария. Только эту машинку и оставил бедняга своей жене на память, если не считать, конечно, Хелен, Ханну, Гермиону, Гортензию и Элис. Вот так и отправилась Джемма по белу свету в поисках счастья.

Миссис Хемсли прощалась с ней не без облегчения, хотя и благословила перед дальней дорогой. Вдова в последнее время обнаружила в своей работнице некоторую небрежность и необязательность. И чем совершеннее становились стенографические навыки Джеммы, тем меньше радения проявляла она в домашних делах. Взять хотя бы вечные недомогания и разбитые коленки девочек, говорила соседкам миссис Хемсли, в семье это обычное дело, но Джемма почему-то принципиально отказывается вызывать к детям врача. К тому же, сокрушалась вдова, у нее появилась манера говорить сквозь зубы, да еще с оттенком цинизма. Разве это может быть хорошим примером для маленьких девочек?

Ханна, Гермиона, Хелен, Гортензия и Элис. Элис появилась на свет, а на следующий день у ее отца, то есть у викария, случился первый и последний инфаркт. Он отошел в мир иной, оставив жену одну подыскивать для дочери соответствующее предыдущим имя.

Еще по дороге в Лондон Джемма лишилась записной книжки, куда были внесены адреса и телефоны различных организаций, оказывающих помощь молодым. Но Джемма была полна юношеской отваги и дерзости. С первыми лучами солнца она сошла с поезда и бесстрашно шагнула в мир, а точнее на лестницу возле зала ожидания, где и просидела до начала рабочего дня.