Так, а это кто? Убогий старик? Что же, ты безобразен, немощен, согбен, полубезумен, но иди ко мне! Быстрее прочь из холодного мрака, беги сюда. Мне есть чем угостить тебя. Я сегодня щедра и великодушна. Поделюсь всем, что легко и дешево досталось. Мое горячее лоно исторгает потоки жизненных сил — бери, бери больше! Я могу сделать мир лучше, честнее, не забыв и о своих удовольствиях, которые в изобилии достанутся мне. Иди же ко мне, я пария, изгнанница, жду.

Иди в постель, Хэмиш.

Я отыщу в своих глубинах пласты энергии, которую стащила у Виктора, и вручу ее тебе. Я отыщу в тебе тайные силы, позволяющие властвовать в этой жизни, и завтра передам это Виктору. Я перемешаю его жизнелюбие и твою мрачность, и человечество приблизится к идеальному равновесию. И это может длится столь долго, сколь продолжается танец плоти, а плоть усмиряет только зачатие. А до тех пор мои детородные органы будут родить не живую жизнь, а живую энергию. Виктор научил меня избегать капканов, и если от него я не забеременела, то сумею избежать этого и с Хэмишем.

Иди, Хэмиш, ко мне, иди, невзрачный, пресный, унылый Хэмиш, добрая душа, умная голова. Старенький Хэмиш, богатенький Хэмиш. Позволь поживиться кое-чем из твоего прошлого, позволь поживиться твоим могуществом. Не бойся, я не опустошу тебя досуха. Пока.

— Ты отдашь Виктору библиотечную стремянку? — спрашивает Эльза, когда Хэмиш берется за пятое письмо.

Вопрос ее остается без ответа. Хэмиш только улыбается — редкий случай. Закончив всю работу, он говорит:

— Недостаток Джеммы в том, что она никогда не знает меры. У нас в доме есть не только стиральные, но и посудомоечные машины. Да, вот тебе очередной недостаток Джеммы, — добавляет он.

Бумага уже собрана в стопки, листы разобраны, скрепки на месте, на столе идеальный порядок. И Хэмиш подходит к кровати и будто бы для пробы отгибает край одеяла.

— Все мы умеем показать себя с наилучшей стороны, — говорит он. — У тебя свои способы, у меня свои.

Хэмиш выключает свет и ложится рядом с Эльзой. Он холоден и неподвижен. Кровать чересчур узка для двоих.

— Можно просто полежать вместе, — неожиданно разрывает мрак его голос. — Если тебе это нравится. Мы хозяева себе, а Джемма себе.

Эльза не понимает, что он имеет в виду.

— Делай как хочешь и что хочешь, — отзывается она. — Я не против.

— Я сделаю, что смогу, так правильнее будет выразиться, — замечает Хэмиш. — Мои глаза сильнее моих членов, и так было всегда. Я никогда не походил на других людей. Я всегда взирал на них как бы со стороны. Мать недолюбливала меня. Сестру она оставила дома, при себе, а меня отдала в приют. Она презирала и мужа, моего отца, жаловалась, что я весь в него. Жила с ним, чтобы иметь жертву для пыток. А сейчас то же происходит у нас с Джеммой.

Внезапный прилив горечи подстегивает его душевные силы, и Эльза шестым чувством ощущает, что вот-вот встанет его пенис, и он действительно оживает, крепнет.

— Бедняжка Джемма, — роняет Хэмиш. — Она ни в чем не виновата. Дьявол вселился в ее душу. Мне надо было спасти ее. И сестру родную надо было спасти. Но я не сделал этого. Я нуждался в женщинах, влюблялся в них, но не могу сказать, что эти создания нравились мне.

Хэмиш вздыхает. И умолкает.

— Мне так жаль, — искренне говорит Эльза, поворачивается на бок и обхватывает его мягкими, невидимыми в ночи, по-матерински нежными руками.