— Успокой ее! — просит Виктор. — Избавь ее от страданий.

— Страдаю я, — уткнувшись в подушку, заявляет Джемма. — С чего бы это страдать ей?

— Я не себя оплакиваю, — через дверь кричит Элис. — Я рыдаю над тобой, Джемма. Как ты собираешься жить, если делаешь только то, что хочешь, и никогда то, что нужно? Твоя душа иссохнет и сморщится, как уже начали высыхать ноги. Ты думала об этом?

— Мои ноги не сморщенные и не иссохшие, — заявляет Джемма, резко меняя позу, чем причиняет Виктору неудобство, в порыве страсти не замеченное ею. — Мои ноги стройны и красивы, не то что твои колоды.

Элис всхлипывает еще надрывнее.

— Зайди, посмотри, чем мы тут занимаемся, — продолжает Джемма. — Посмотри, посмотри. Я же знаю, что тебе хочется. Узнаешь, наконец, бедняжка, что делают в постели нормальные люди.

Виктор открывает рот, чтобы возразить, но Джемма затыкает его рукой. Как она улыбается, как она довольна, как она сияет. Она почти ожила. А не чувствует ли она долгожданное покалывание в ногах?

— Я открою дверь, но смотреть не буду, — осторожно говорит Элис. — Мне просто надо поговорить с тобой. Как ты могла пойти на такое, Джемма! Мы все тебя так любили, ты для нас была единственной отрадой, когда наша мать убивалась и тосковала.

— Сейчас-то она уж не тоскует. Могла бы смириться, Элис, жить дома в этаком тройственном союзе.

— Не приписывай мне пороков. Я абсолютно нормальна! — в отчаянии выкрикивает Элис. — В отличие от тебя, между прочим. Пока твой супруг развлекается с девчонкой, ты устроилась с ее мужиком. Это отвратительно. И не рассказывай мне, что хочешь заполучить через нее ребенка. «Махнемся женами» — вот как это называется.

— Виктор не женат, так что не подходит твоя версия, — парирует Джемма. — Давай-ка уходи, не мешай мне наслаждаться.

— Что? Что такое?

Виктор обеспокоен. Уж больно тяжело дышит Джемма, уж больно стонет и корчится. Может, он так протаранил ее, что… убил?! Отчего ее дыхание не пышет жаром, как положено в такие минуты? Отчего ее грудь холодна и тверда?

— Я жива, я жива, я жива! — в триумфальном экстазе кричит Джемма.

Нет, она не жива. Она холодна, как могила. Уже много-много лет.

— Джемма, Джемма, нехорошая ты девочка, ну-ка вернись в кроватку.

— Но здесь же мама…

— Умерла твоя мама, — сказала тогда старая Мэй. — И лежит в могиле.

Шок. Восторг и ужас, благоговение и страх. Умерла мать. Ушла.

— А я жива? — спросила потрясенная Джемма.

— А ты жива покуда. Но долго не протянешь, если будешь стоять на холоде.

— Жива. Жи-ва, — повторяла Джемма. В комнате — ничего. И никого.

Когда малышка Джемма забралась вновь в кровать и прижалась к жаркому телу бабки, она и впрямь так остыла, что могла сойти за мертвую.

— Прости меня, — говорит Виктор.

— Не за что прощать, — отзывается Джемма.

Глава 11

В ту ночь и Стэн-поляк, плотник, взошел к Дженис, супруге Виктора. Дженис отыскала его несколько недель назад на желтых страницах телефонного справочника, который бесплатно раздается горожанам по приказу почтовой управы. У Дженис расшаталась дверца гардероба, и ей срочно понадобились услуги плотника.

Виктор сменил не только стиль жизни, он бросил прежний свой гардероб, оставив в огромном платяном шкафу все свои дорогие костюмы, сорочки и пуловеры.