|
Виктор всегда мечтал взять в жены девственницу. Надеялся, что встретит невинную девицу, как его отец встретил когда-то мать. Но, увы, Виктору выпало влюбиться в Дженис. Во всяком случае, переспав с нею на шумной студенческой пьянке, он понял, что ему невыносима мысль представить ее в объятиях другого. Виктор принял это ощущение за любовь и женился на Дженис. А она, в свою очередь, инстинктивно стремясь убедить его в чувствах, в момент преобразилась и стала скованной, невзрачной, сверхаккуратной, дисциплинированной и добродетельной матроной. Она так преуспела в своих стараниях, что более не стало соискателей ее сексуальности, ибо одного взгляда хватало, чтобы понять: эта женщина верна своему супругу. Волей-неволей.
Гляньте-ка, оторва Дженис вышла замуж! И теперь перед нами, леди и джентльмены, не женщина, нет, перед нами домохозяйка. И какая домохозяйка! Посмотрите, какая скромная у нее прическа-завивка, лак, ни одна прядочка не выбивается; посмотрите, какой у нее взгляд — быстрый и губительный… для пыли, а не зазывный, оценивающий и губительный для… противоположного пола; а какой голос! Уверенный, громкий голос, который крепнет с каждым годом и становится незаменимым аргументом в транспорте или в очереди и совершенно никчемным в постели. Тебя устраивает такой вариант, Виктор? Нет. Нет? А я думала, это как раз то, о чем ты мечтаешь. Как мне быть желанной и одновременно семье полезной? Скажи, Виктор, ответь! Ведь я пыталась жить так, как хотел ты. Это нечестно… Ну и отправляйся к Эльзе. Я знаю ее наизусть, хоть мы никогда не встречались. Такую женщину хочет каждый, в мыслях ею обладает каждый, о ней думают все, даже женщины. Ее волосы ниспадают волнами по плечам и рассыпаются по подушкам. Ее голос неуместен в бакалейной лавке, но восхитителен в спальне. Эльза принадлежит всем и никому, ведомо это ей или нет; если не во плоти, то в воображении ею владели все мужчины. Так что иди к своей Эльзе, пока я, Дженис, нахожусь в здравом уме и доброй памяти, пока жизнь течет тихо и плавно, пока не поседели и не потускнели волосы… как давно уже погасло сердце. И этого не воротишь. У Дженис стали болеть ладони, так часто она захлопывала дверцу. Наконец терпение ее лопнуло, и она обратилась за помощью к профессионалу. Так появился в доме Стэн-поляк, плотник. Стэн — субтильный, худосочный мужчина; он вздрагивает от любого шороха, в глазах его заискивающая почтительность эмигранта. Он жалеет Дженис, или ей стоит пожалеть его? Прежде чем оба узнают истину, они оказываются в постели, она под ним, он на ней — и молотят, трясутся, бьются в исступлении. Она ему как награда. Теплый, просторный отчий дом, фамильные земли, титул — все сожрано государством. Жена Стэна — обыкновенная женщина пролетарского происхождения, которая даже, не сознает его деградации, которая не в состоянии понять, что и плотник может быть поэтом в душе. Дженис восполнит все его потери. Нет, жену свою Стэн ни в чем не винит. Ее отец был тюремным надзирателем, бездушным созданием, он и выколотил из нее все человеческие желания и страсти, оставив ее просто англичанкой. Это не ее вина, это их общий грех. Крест, который они несут вместе. А сам он родился меченым. И остался таким — недобрым, нервным — и обреченным. Что же, он поляк… Шесть раз за ночь. В следующую ночь — восемь. Дженис наконец-то вспоминает былое. Давненько никто и ничто не возвращало ее к прошлому: ни слесарь, ни молочник, ни книги, ни сны. Физическое измождение или второе рождение чувственности заставляют ее отрешенно бродить по дому, забыть о своей внешности, о еде, о порядке? Она теперь неряха и лентяйка, готовая лишь распластаться в постели, чтобы Стэн-поляк, плотник, снова заработал над ней своей качалкой, выбрасывая в ее женское чрево нервический мужской пыл, всплески мучительной энергии, чтобы заговорил ее, выплескивая годами копившуюся досаду на жену, на судьбу, на страну, на весь белый свет. |
