– Да, но я был священником.

Лицо Роберта Фоли осунулось, ему предстояло совершить невероятное деяние. Он пытался заставить себя продолжать, старался выдавить из себя то, что не имел права выдавать. После того, что он совершит, не будет дороги назад, он выдаст секрет, принадлежащий Богу. Он вновь предаст своего Учителя. Он произнесет слова, услышанные в той исповеди много лет назад.

Роберт начал говорить медленно, осторожно, с потрясающей убедительностью про́клятого:

– Много лет назад я был священником римской католической церкви в Лондоне. Однажды женщина, врач из роддома, пришла ко мне исповедоваться. Она не могла обрести покоя из-за содеянного ею. Она была твоим врачом, Джули, и одновременно врачом твоей матери. Ты была в тяжелом состоянии. Полагали, что ты не выживешь.

Джули смотрела на него в ужасе, загипнотизированная, словно он пробудил к жизни призраки прошлой жизни. В глубинах ее тела жила память о той давней, специфической боли, которую она воспринимала, как смерть.

Будто откуда-то сверху, с другой планеты, где обитала ее душа, Джейн вслушивалась в слова, оглушенная драмой, которая разворачивалась перед ней внизу.

Немым зрителем по правую руку от Фоли застыл Пит Ривкин. Даниэль Гэлвин Третий, которого драма наконец заставила умолкнуть, пораженный, стоял около него.

Голос Роберта Фоли напрягся еще сильнее. Слова приходилось буквально выжимать из неповинующегося рта, на лице проступила невыносимая мука.

– Ты была без сознания, почти мертва, когда врач делала тебе кесарево сечение, все считали, что ребенок мертв. Но это было не так, Джули. Каким-то чудом ребенок оказался жив, твой ребенок. Твой собственный ребенок.

– Нет! – невольно вырвалось у Джули. У нее не было ребенка. У нее не было чрева. В бесплодной пустыне ее жизнь прошла под печальной сенью бесплодия.

– Мой ребенок умер, – проговорила она голосом маленькой девочки.

– В тот момент, когда родился твой ребенок, врачу передали, что у твоей матери случилась неприятность. Роды у нее прошли без осложнений, но ребенок родился мертвым. Ты, которая не хотела иметь дочь, которая зачала ее в гневе и ревности, родила живого ребенка. А у твоей матери и отца, мечтавших еще об одном ребенке, родился мертвый.

Джули Беннет дышала тяжело, со свистом.

Над ними стояла Джейн, глаза ее широко раскрылись, сердце гулко стучало.

– Врач поменяла детей. Тебе сказали, что твой ребенок умер. Но ребенок твоей матери – это твой ребенок, Джули. Джейн никогда не была твоей сестрой. Она твоя дочь.

Роберт Фоли стоял выпрямившись. Он предал Господа, чтобы спасти любимую женщину.

Сдавленный крик начал подниматься из глубин холодного сердца Джули Беннет. Рожденный в ее ледяных недрах, он рвался наружу, чтобы освободиться от нее.

Краем глаза Джейн заметила внезапное движение.

Билли Бингэм.

Билли единственный, кто не понял значения услышанных им необыкновенных слов. Перед ним стоял лишь объект его стремлений, он расплывался, то возникал, то пропадал перед его мутнеющим взором. Его качало из стороны в сторону, он старался пробудить в себе ненависть, которая поможет ему осуществить задуманное. Она уничтожила его прекрасные картины и искалечила руку настолько, что он никогда не сможет стать тем, кем должен был стать. Он громко рассмеялся над необъяснимой странностью всего происшедшего. Как могла она оказаться такой злодейкой? Он вышел вперед и остановился перед монстром, крик замер в горле, когда дикими глазами Джули увидела свое возмездие. Здоровой рукой он извлек из кармана блеснувший на свету пистолет и мягко приставил его к огромной, размером с подушку, груди.