|
По пути ее все ворота были набиты любопытными, во всех окнах - возбужденные лица. Иван Ильич остановился у ворот рядом со старым чиновником, у которого тряслись собачьи щеки. Направо, вдалеке, поперек улицы стояла цепь солдат, неподвижно опираясь на ружья. Толпа подходила, ход ее замедлялся. В глубину полетели испуганные голоса: - Стойте, стойте!.. И сейчас же начался вой тысячи высоких женских голосов: - Хлеба, хлеба, хлеба!.. - Нельзя допускать, - проговорил чиновник и строго, поверх очков, взглянул на Ивана Ильича. В это время из ворот вышли два рослых дворника и плечами налегли на любопытных. Чиновник затряс щеками, какая-то барышня в пенсне воскликнула: "Не смеешь, дурак!" Но ворота закрыли. По всей улице начали закрывать подъезды и ворота. - Не надо, не надо! - раздавались испуганные голоса. Воющая толпа надвигалась. Впереди нее выскочил юноша с краснощеким, взволнованным лицом, в широкополой шляпе. - Знамя вперед, знамя вперед! - пошли голоса. В это же время перед цепью солдат появился рослый, тонкий в талии, офицер в заломленной папахе. Придерживая у бедра кобуру, он кричал, и можно было разобрать: - Дан приказ стрелять... Не хочу кровопролития... Разойдитесь!.. - Хлеба, хлеба, хлеба! - дико завыли голоса... И толпа двигалась на солдат... Мимо Ивана Ильича начали протискиваться люди с обезумевшими глазами... - Хлеба!.. Долой!.. Сволочи!.. - Один упал и, задирая сморщенное лицо, вскрикивал без памяти: - Ненавижу... ненавижу! Вдруг точно рванули коленкор вдоль улицы. Сразу все стихло. Какой-то гимназист обхватил фуражку и нырнул в толпу... Чиновник поднял узловатую руку для крестного знамения. Залп дан был в воздух, второго залпа не последовало, но толпа отступила, частью рассеялась, часть ее с флагом двинулась к Знаменской площади. На желтом снегу улицы остались шапки и калоши. Выйдя на Невский, Иван Ильич опять услышал гул множества голосов. Это двигалась третья толпа, перешедшая Неву с Васильевского острова. Тротуары были полны нарядных женщин, военных, студентов, незнакомцев иностранного вида. Столбом стоял английский офицер с розово-детским лицом. К стеклам магазинных дверей липли напудренные, с черными бантами, продавщицы. А посреди улицы, удаляясь в туманную ее ширину, шла злая толпа работниц и рабочих, завывая: - Хлеба, хлеба, хлеба!.. Сбоку тротуара извозчик, боком навалившись на передок саней, весело говорил багровой, испуганной барыне: - Куда же я, сами посудите, поеду, - муху здесь не пропускают. - Поезжай, дурак, не смей со мной разговаривать!.. - Нет, нынче я уж не дурак... Слезайте с саней... Прохожие на тротуаре толкались, просовывали головы, слушали, спрашивали взволнованно: - Сто человек убито на Литейном?.. - Врут... Женщину беременную застрелили и старика. |
