Вдруг звякнула вокзальная
дверь, и появился на лестнице бледный жандармский офицер с полковничьими
погонами, в короткой шинели. Вытянувшись, он оглянул площадь, - светлые
глаза его скользнули по лицу Ивана Ильича... Легко сбежав вниз между
расступившихся казаков, он стал говорить что-то есаулу, подняв к нему
бородку. Есаул с кривой усмешкой слушал его, развалясь в седле. Полковник
кивнул в сторону Старого Невского и пошел через площадь по снегу
подпрыгивающей походкой. К нему подбежал пристав, туго перепоясанный по
огромному животу, рука у него тряслась под козырьком. А со стороны Старого
Невского увеличивались крики подходившей толпы, и наконец стало различимо
пение. Ивана Ильича кто-то крепко схватил за рукав, рядом с ним
вскарабкался возбужденный человек без шапки, с багровой ссадиной через
грязное лицо.
- Братцы, казаки! - закричал он тем страшным, надрывающимся голосом,
каким кричат перед убийством и кровью, диким, степным голосом, от которого
падает сердце, безумием застилает глаза. - Братцы, убили меня... Братцы,
заступитесь... Убивают!
Казаки, повернувшись в седлах, молча глядели на него. Лица их бледнели,
глаза расширялись.
В это же время на Старом Невском черно и густо волновались головы
подошедшей толпы колпинских рабочих. Ветром трепало мокрый кумачовый флаг.
Конные полицейские отделились от фасада Северной гостиницы, и вдруг
блеснули в руках их выхваченные широкие шашки. Неистовый крик поднялся в
толпе. Иван Ильич опять увидел жандармского полковника, он бежал,
поддерживая кобуру револьвера, и другой рукой махал казакам.
Из толпы колпинских полетели осколки льдин и камни в полковника и в
конных городовых. Тонконогие золотистые лошадки пуще заплясали. Слабо
захлопали револьверные выстрелы, появились дымки у подножия памятника, -
это городовые стреляли в колпинских. И сейчас же в строю казаков, в десяти
шагах от Ивана Ильича, взвилась на дыбы рыжая, горбоносая донская кобыла;
казак, нагнувшись к шее, толкнул ее, в несколько махов долетел он до
жандармского полковника и на ходу, выхватив шашку, наотмашь свистнул ею и
снова поднял кобылу на дыбы. Всем строем двинулись к месту убийства
казаки. Толпы народа, прорвав заставы, разлились по площади... Кое-где
хлопнули выстрелы и были покрыты общим криком:
- Урра... уррра-а...
- Телегин, ты что тут делаешь?
- Я должен во что бы ни стало сегодня уехать. На товарном поезде, на
паровозе - все равно...
- Плюнь, сейчас нельзя уезжать... Голубчик, - ведь революция... -
Антошка Арнольдов, небритый, облезлый, с красными веками выкаченных глаз,
впился пальцами Ивану Ильичу в отворот пальто. - Видел, как жандарму
голову смахнули?.. Как футбольный мяч покатилась, - красота!.. Ты, дурак,
не понимаешь, - революция! - Антошка бормотал, точно в бреду. Стояли они,
прижатые толпой, в проходе вокзала. - Утром Литовский и Волынский полки
отказались стрелять. |