Изменить размер шрифта - +

   "На свете жить все-таки недурно".
   И в ту же минуту увидел  Дашу.  Она  медленно  шла,  в  синем  весеннем
пальто, с краю тротуара и махала левой рукой со сверточком;  на  синей  ее
шапочке покачивались белые ромашки; лицо было задумчивое и  грустное.  Она
шла с той стороны, откуда по лужам, по рельсам трамваев, в стекла, в спины
прохожим, под ноги им, на спины и медь экипажей светило  из  синей  бездны
огромное солнце, косматое, пылающее весенней яростью.
   Даша точно вышла из этой синевы и света и прошла, пропала в толпе. Иван
Ильич долго смотрел в ту сторону. Сердце медленно било в грудь. Воздух был
густой, пряный, кружащий голову.
   Иван Ильич медленно дошел до угла и, заложив за спину руки, долго стоял
перед  столбом  с  афишами.  "Новые  и   интересные   приключения   Джека,
потрошителя животов", - прочел он и сообразил, что ничего  не  понимает  и
счастлив так, как в жизни с ним еще не бывало.
   А отойдя от столба, во второй раз увидел Дашу.  Она  возвращалась,  все
так же - с ромашками и сверточком, по краю тротуара.  Он  подошел  к  ней,
снял шляпу.
   - Дарья Дмитриевна, какой день чудесный...
   Она чуть-чуть вздрогнула. Затем подняла на него холодноватые глаза, - в
них от света блестели зеленые точки, - улыбнулась ласково и подала руку  в
белой лайковой перчатке, крепко, дружески.
   - Вот как хорошо, что я вас встретила. Я даже думала сегодня  о  вас...
Правда, правда, думала. - Даша кивнула  головой,  и  на  шапочке  закивали
ромашки.
   - У меня, Дарья Дмитриевна, было дело на Невском, и  теперь  весь  день
свободный. И день-то какой... -  Иван  Ильич  сморщил  губы,  собирая  все
присутствие духа, чтобы они не расплылись в улыбку.
   Даша спросила:
   - Иван Ильич, вы могли бы меня проводить до дома?
   Они свернули в боковую улицу и шли теперь в тени.
   - Иван Ильич, вам не будет странно, если я спрошу вас  об  одной  вещи?
Нет, конечно, с вами-то я и  поговорю.  Только  вы  отвечайте  мне  сразу.
Отвечайте, не раздумывая, а прямо, - как спрошу, так и ответьте.
   Лицо ее было озабочено и брови сдвинуты:
   - Раньше мне казалось так, - она провела рукой по воздуху, - есть воры,
лгунишки, убийцы... Они существуют где-то в стороне,  так  же,  как  змеи,
пауки,  мыши.  А  люди,  все  люди,  -  может  быть,  со   слабостями,   с
чудачествами, но все - добрые и ясные... Вон, видите - идет барышня, -  ну
вот,  какая  она  есть,  такая  и  есть.  Весь  свет  мне  казался   точно
нарисованным чудесными красками. Вы понимаете меня?
   - Но это прекрасно, Дарья Дмитриевна...
   - Подождите. А теперь я точно проваливаюсь в эту картину, в темноту,  в
духоту... Я вижу, - человек может быть обаятельным, даже каким-то особенно
трогательным, прямо на ощупь, и грешить, грешить ужасно при  этом.  Вы  не
подумайте, - не пирожки таскать из буфета, а грех настоящий: ложь, -  Даша
отвернулась, подбородок ее дрогнул, - человек этот прелюбодей.  Женщина  -
замужняя. Значит, можно? Я спрашиваю, Иван Ильич.
Быстрый переход