С обратной стороны:
"Цветоводство Ницца". Значит, там, в магазине, кто-то и написал: "Любите
любовь". Даша с корзинкой в руках вышла в коридор и крикнула:
- Могол, кто мне принес эти цветы?
Великий Могол посмотрела на корзину и чистоплотно вздохнула, - эти вещи
ее ни с какой стороны не касались.
- Екатерине Дмитриевне мальчишка из магазина принес. А барыня вам
велела поставить.
- От кого, он сказал?
- Ничего не говорил, только сказал, чтобы передали барыне.
Даша вернулась к себе и стала у окна. Сквозь стекла был виден закат, -
слева, из-за кирпичной стены соседнего дома, он разливался по небу,
зеленел и линял. Появилась звезда в этой зеленеющей пустоте, переливаясь,
сверкала, как вымытая. Внизу, в узкой и затуманившейся теперь улице, сразу
во всю ее длину, вспыхнули электрические шары, еще не яркие и не светящие.
Близко покрякал автомобиль, и было видно, как покатил вдоль улицы в
вечернюю мглу.
В комнате стало совсем темно, и нежно пахли фиалки. Их прислал тот, с
кем у Кати был грех. Это ясно. Даша стояла и думала, что вот она, как
муха, попала во что-то, как паутина, - тончайшее и соблазнительное. Это
"что-то" было во влажном запахе цветов, в двух словах: "Любите любовь",
жеманных и волнующих, и в весеннем очаровании этого вечера.
И вдруг ее сердце сильно и часто забилось. Даша почувствовала, точно
прикасается пальцами, видит, слышит, ощущает что-то запретное, скрытое,
обжигающее сладостью. Она внезапно, всем духом словно разрешила себе, дала
волю. И нельзя было понять, как случилось, что в то же мгновенье она была
уже по эту сторону. Строгость, ледяная стеночка растаяла дымкой, такой же,
как та, в конце улицы, куда беззвучно унесся автомобиль с двумя дамами в
белых шляпах.
Только билось сердце, легко кружилась голова, и во всем теле веселым
холодком сама собою пела музыка: "Я живу, люблю. Радость, жизнь, весь свет
- мои, мои, мои!"
- Послушайте, моя милая, - вслух проговорила Даша, открывая глаза, - вы
- девственница, друг мой, у вас просто несносный характер...
Она пошла в дальний угол комнаты, села в большое мягкое кресло и, не
спеша, обдирая бумагу с шоколадной плитки, стала припоминать все, что
произошло за эти две недели.
В доме ничего не изменилось. Катя даже стала особенно нежной с Николаем
Ивановичем. Он ходил веселый и собирался строить дачу в Финляндии. Одна
Даша переживала молча эту "трагедию" двух ослепших людей. Заговорить
первая с сестрой она не решалась, а Катя, всегда такая внимательная к
Дашиным настроениям, на этот раз точно ничего не замечала. Екатерина
Дмитриевна заказывала себе и Даше весенние костюмы к пасхе, пропадала у
портних и модисток, принимала участие в благотворительных базарах,
устраивала по просьбе Николая Ивановича литературный спектакль с негласной
целью сбора в пользу комитета левого крыла социал-демократической партии,
- так называемых большевиков, - собирала гостей, кроме вторников, еще и по
четвергам, - словом, у нее не было ни минуты свободной. |