|
Просто - это глупо, и мне надоело быть чужой среди вас всех. Одним словом, понимаешь, мне очень нравится один человек. Даша проговорила это, опустив голову; засунула палец в хрустальный флакончик и не могла его оттуда вытащить. - Ну, что же, девочка, слава богу, если нравится. Будешь счастлива. Кому же и счастье, как не тебе, - Екатерина Дмитриевна легонько вздохнула. - Видишь ли, Катя, все это не так просто. По-моему, - я не люблю его. - Если нравится, - полюбишь. - В том-то и дело, что он мне не нравится. Тогда Екатерина Дмитриевна закрыла дверцу шкафа и остановилась около Даши. - Ты же только что сказала, что нравится... Вот" действительно... - Катюша, не придирайся. Помнишь англичанина в Сестрорецке, вот тот и нравился, была даже влюблена. Но тогда я была сама собой... Злилась, пряталась, по ночам ревела. А этот... Я даже не знаю, - он ли это... Нет, он, он, он... Смутил меня... И вся я другая теперь. Точно дыму какого-то нанюхалась... Войди он сейчас ко мне в комнату, - не пошевелюсь... делай, что хочешь... - Даша, что ты говоришь? Екатерина Дмитриевна присела на стул к сестре, привлекла ее, взяла ее горячую руку, поцеловала в ладонь, но Даша медленно освободилась, вздохнула, подперла голову и долго глядела на синеющее окно, на звезды. - Даша, как его зовут? - Алексей Алексеевич Бессонов. Тогда Катя пересела на стул, рядом, положила руку на горло и сидела не двигаясь. Даша не видела ее лица, - оно все было в тени, - но чувствовала, что сказала ей что-то ужасное. "Ну, и тем лучше", - отворачиваясь, подумала она. И от этого "тем лучше" стало легко и пусто. - Почему, скажи, пожалуйста, другие все могут, а я не могу? Два года слышу про шестьсот шестьдесят шесть соблазнов, а всего-то за всю жизнь один раз целовалась с гимназистом на катке. Она вздохнула громко и замолчала. Екатерина Дмитриевна сидела теперь согнувшись, опустив руки на колени. - Бессонов очень дурной человек, - проговорила она, - он страшный человек, Дашенька. Ты слушаешь меня? - Да. - Он всю тебя сломает. - Ну, что же теперь поделаешь. - Я не хочу этого. Пусть лучше другие... Но не ты, не ты, милочка. - Нет, вороненок не хорош, он черен телом и душой, - сказала Даша, - чем же Бессонов плох, скажи? - Не могу сказать... Не знаю... Но я содрогаюсь, когда думаю о нем. - А ведь он тебе тоже, кажется, нравился немножко? - Никогда... Ненавижу!.. Храни тебя господь от него. - Вот видишь, Катюша... Теперь уж я наверно попаду к нему в сети. - О чем ты говоришь?.. Мы с ума сошли обе. Но Даше именно этот разговор и нравился, точно шла на цыпочках по дощечке. Нравилось, что волнуется Катя. О Бессонове она почти уже не думала, но нарочно принялась рассказывать про свои чувства к нему, описывала встречи, его лицо. Все это преувеличивала, и выходило так, будто она ночи напролет томится и чуть ли не сейчас готова бежать к Бессонову. |
