Англичанин выиграл и на этот раз, поклонился Даше - был он совсем
сухой, - закурил душистую папироску и сел невдалеке, спросив лимонаду.
Играя третью партию со знаменитым гимназистом, Даша несколько раз
покосилась в сторону англичанина, - он сидел за столиком, охватив у
щиколотки ногу в шелковом носке, положенную на колено, сдвинув соломенную
шляпу на затылок, и, не оборачиваясь, глядел на море.
Ночью, лежа в постели, Даша все это припомнила, ясно видела себя,
прыгавшую по площадке, красную, с выбившимся клоком волос, и расплакалась
от уязвленного самолюбия и еще чего-то, бывшего сильнее ее самой.
С этого дня она перестала ходить на теннис. Однажды Екатерина
Дмитриевна ей сказала:
- Даша, мистер Беильс о тебе справляется каждый день, - почему ты не
играешь?
Даша раскрыла рот - до того вдруг испугалась. Затем с гневом сказала,
что не желает слушать "глупых сплетен", что никакого мистера Беильса не
знает и знать не хочет, и он вообще ведет себя нагло, если думает, будто
она из-за него не играет в "этот дурацкий теннис". Даша отказалась от
обеда, взяла в карман хлеба и крыжовнику и ушла в лес, и в пахнущем
горячею смолою сосновом бору, бродя между высоких и красных стволов,
шумящих вершинами, решила, что нет больше возможности скрывать жалкую
истину: влюблена в англичанина и отчаянно несчастна.
Так, понемногу поднимая голову, вырастал в Даше второй человек. Вначале
его присутствие было отвратительно, как нечистота, болезненно, как
разрушение. Затем Даша привыкла к этому сложному состоянию, как привыкают
после лета, свежего ветра, прохладной воды - затягиваться зимою в корсет и
суконное платье.
Две недели продолжалась ее самолюбивая влюбленность в англичанина. Даша
ненавидела себя и негодовала на этого человека. Несколько раз издали
видела, как он лениво и ловко играл в теннис, как ужинал с русскими
моряками, и в отчаянии думала, что он самый обаятельный человек на свете.
А потом появилась около него высокая, худая девушка, одетая в белую
фланель, - англичанка, его невеста, - и они уехали. Даша не спала целую
ночь, возненавидела себя лютым отвращением и под утро решила, что пусть
это будет ее последней ошибкой в жизни.
На этом она успокоилась, а потом ей стало даже удивительно, как все это
скоро и легко прошло. Но прошло не все. Даша чувствовала теперь, как тот -
второй человек - точно слился с ней, растворился в ней, исчез, и она
теперь вся другая - и легкая и свежая, как прежде, - но точно вся стала
мягче, нежнее, непонятнее, и словно кожа стала тоньше, и лица своего она
не узнавала в зеркале, и Особенно другими стали глаза, замечательные
глаза, посмотришь в них - голова закружится.
В середине августа Смоковниковы вместе с Дашей переехали в Петербург, в
свою большую квартиру на Пантелеймоновской. Снова начались вторники,
выставки картин, громкие премьеры в театрах и скандальные процессы на
суде, покупки картин, увлечение стариной, поездки на всю ночь в
"Самарканд", к цыганам. |