|
— Успокойтесь, пожалуйста, не думайте, что мы вас не ценим. И я, и Анцифер прекрасно понимаем, что вы делаете все возможное, чтобы вредить моей душе как можно меньше. Просто у вас такая паскудная работа… Но мы к вам привыкли и не хотим никого другого, правда? — Истинная… — вздохнул Анцифер, возводя очи к небу. — Пусть уж будет знакомое Зло, чем подсунут неизвестно какого активиста. — Вы серьезно? — недоверчиво буркнул черт. Мы кивнули. Фармазон вытер нос шелковым рукавом и поочередно пожал нам с ангелом руки. — Без обид, братаны… Я ведь тоже не сволота распоследняя, понимание имею. Был у меня на днях разговорчик с шефом нашим, из особого отдела… Короче, нужные намеки я получил, ошибки осознал и добрые наставления принял к сведению. — Получили испытательный срок за добрые дела? — Что то вроде того… Кроме шуток, парни, мне вам правду говорить, ну… заметут же! И так личное дело в сплошных выговорах, а тут еще Циля… всегда во всем белом. Не могу… — Ну, в смысле, правду говорить не можете. Это нам привычно, а лгать? — Обязан! — мрачно хмыкнул нечистый. — Это моя наипервейшая обязанность, так сказать, руководство к действию — лгать, обманывать, мошенничать… — Кажется, я понял вашу мысль, Сереженька… — задумчиво протянул Анцифер. — Что ж, заботиться о благе ближнего — самое богоугодное дело. Даже если твой ближний принадлежит к противоположному клану… — Это комплимент или наезд? — не понял черт. — Не волнуйтесь, это всего лишь точка зрения, — пояснил я. — А теперь, пожалуйста, ответьте на пару наших вопросов. Да, да, именно так, как от вас требует начальство… Служба превыше всего, вы меня понимаете? — Угу… иезуитом бы тебе быть, Серега… Уважаю! Валяй допрашивай. — Кто на нас нападал? — Арабский террорист из группы Хаттаба, имя знаю, но не скажу. Рост средний, брит наголо, борода лопатой, крив на один глаз, при чтении Корана слегка заикается! — Так, значит, доподлинно не знаете… А почему такие странные розы? — Их специально выращивают в секретных лабораториях Ирака. Стреляют из спортивных луков, а черенки мажут ядом амазонской кобры, чешется — жуть! — Ладно, он и не может знать этого мерзавца со смертельно опасными цветами. Спросите лучше, не был ли он в курсе готовящегося покушения на вас? — Не был, не знал, не участвовал… — повесил голову обличенный Фармазон. Анцифер примерился и, приподняв подол, смачно пнул братца ногой в… раненое место. Нечистый не остался в долгу, и мне вновь пришлось встревать между драчунами. — Не мог я его предупредить, не мог! Права не имел, чтоб ты знал! — орал вырывающийся Фармазон. — Но ты спроси, кто ему подножку вовремя подставил?! Кто его из под обстрела в подворотню затолкал?! Кто собственный зад не пожалел, хозяина прикрывая?! Ты спроси его, спроси, спроси, а уж потом бей! — Да я тебя, мозготрепа рогатого, сейчас здесь же, в асфальте, закопаю! Твоим же хвостом удушу и в канализацию рылом засуну! Я ж из тебя… Господи! — Неожиданно опомнившись, белый ангел медленно опустился на колени. — Господи, прости меня, грешного… В слепой любви и заботе о Сергее перешагнул я границы кротости и смирения, осквернил уста свои грязной руганью, а разум недостойными помыслами. Прости мне, Господи! Ибо сказано, что лишь Словом твоим всех врагов повергавши… Словом Божьим, но не кулаком и оскорблениями! Друзья мои, я нижайше прошу у вас прощения… Дайте мне пять минут, я должен помолиться. — Давно бы так, а то взял моду… Ты ему слово — он тебе два, ты ему аргумент — он тебе в ухо! Пойдем, Серега, нехай наш чисто плюйчик в одиночку покается. |
