|
)] Ему отвечали – и больше ничего. Когда же он зашел слишком далеко за линию, то французский часовой, не подозревая, что этот солдат знает по-французски, в третьем лице выругал его. «Il vient regarder nos travaux се sacre c…»[27 - Он идет смотреть наши работы, этот проклятый… (франц.)] – сказал он. Вследствие чего, не находя больше интереса на перемирии, юнкер барон Пест поехал домой и уже дорогой придумал те французские фразы, которые теперь рассказывал. На бульваре были и поручик Зобов, который громко разговаривал, и капитан Обжогов в растерзанном виде, и артиллерийский капитан, который ни в ком не заискивает, и счастливый в любви юнкер, и все те же вчерашние лица и все с теми же вечными побуждениями лжи, тщеславия и легкомыслия. Недоставало только Праскухина, Нефердова и еще кой-кого, о которых здесь едва ли помнил и думал кто-нибудь теперь, когда тела их еще не успели быть обмыты, убраны и зарыты в землю, и о которых через месяц точно так же забудут отцы, матери, жены, дети, ежели они были, или не забыли про них прежде.
– А я его не узнал было, старика-то, – говорит солдат на уборке тел, за плечи поднимая перебитый в груди труп с огромной раздувшейся головой, почернелым глянцевитым лицом и вывернутыми зрачками, – под спину берись, Морозка, а то как бы не перервался. Ишь, дух скверный!
«Ишь, дух скверный!» – вот все что осталось между людьми от этого человека.
16
На нашем бастионе и на французской траншее выставлены белые флаги, и между ними в цветущей долине кучками лежат без сапог, в серых и синих одеждах, изуродованные трупы, которые сносят рабочие и накладывают на повозки. Ужасный, тяжелый запах мертвого тела наполняет воздух. Из Севастополя и из французского лагеря толпы народа высыпали смотреть на это зрелище и с жадным и благосклонным любопытством стремятся одни к другим.
Послушайте, что говорят между собой эти люди.
Вот в кружке собравшихся около него русских и французов молоденький офицер, хотя плохо, но достаточно хорошо, чтоб его понимали, говорящий по-французски, рассматривает гвардейскую сумку.
– Э сеси пуркуа се уазо иси? – говорит он.
– Parce que c'est une giberne d'un regiment de la garde, monsieur, qui porte l'aigle imperial.
– Э ву де ла гард?
– Pardon, monsieur, du sixieme de ligne.
– Э сеси у аште?[28 - – Почему эта птица здесь?– Потому что эта сумка гвардейского полка; у него императорский орел.– А вы из гвардии?– Нет, извините, сударь, из шестого линейного.– А это где купили? (франц.)] – спрашивает офицер, указывая на деревянную желтую сигарочницу, в которой француз курит папиросу.
– A Balaclave, monsieur! C'est tout simpleen bois de palme.[29 - В Балаклаве. Это пустяк – из пальмового дерева (франц.).]
– Жоли! – говорит офицер, руководимый в разговоре не собственным произволом, но теми словами, которые он знает.
– Si vous voulez bien garder cela comme souvenir de cette rencontre, vous m'obligerez.[30 - Вы меня обяжете, если оставите себе эту вещь на память о нашей встрече (франц.).] – И учтивый француз выдувает папироску и подает офицеру сигарочницу с маленьким поклоном. Офицер дает ему свою, и все присутствующие в группе, как французы, так и русские, кажутся очень довольными и улыбаются.
Вот пехотный бойкий солдат, в розовой рубашке и шинели внакидку, в сопровождении других солдат, которые, руки за спину, с веселыми, любопытными лицами, стоят за ним, подошел к французу и попросил у него огня закурить трубку. |
