Тот рассказал про взятие Нотебурга и про свою догадку, про разведки, плен и бегство.

— О морской виктории расскажи, — подсказал Савелов.

— Самое занятное. За то и милости все получил! — засмеялся Яков и начал свой рассказ: — Донесли это царю, что два шведских корабля в Неву идут. Царь и задумал их взять, а меня призвал к себе, чтобы я дорогу ему указывал. Ну, и поехали. Я с царем…

Воевода даже привстал.

— А позади пятнадцать лодок и все с солдатами. А с другой стороны Меншиков и тоже с ним пятнадцать лодок. Приехали это мы, а уже ночь. Мы за островками и притулились, ждем. Ночь темная, бурная — и дождь, и ветер, нас так и качает.

— Господи, страхи какие! — пробормотал Грудкин.

— К утру тучи рассеялись, посветлело. Смотрю я, а шведские корабли такие ли огромные! Один — «Гедон» назывался — с десятью пушками, а другой еще больше — «Астрель» — тот с четырнадцатью пушками! А мы только с ружьями да на лодках. Однако царь говорит: «Вперед!» — и сам с гранатой в руке.

Яков оживился и встал. Все замерли.

Яков рассказывал уже стоя:

— Как орлы полетели! Они из пушек одну лодку опрокинули, а мы — виват! — и — на них! Так и вцепились. Царь прямо на корабль, я за ним, а тут Меншиков со своими. Как мы пошли!

Яков взмахнул рукой, и жест его был настолько выразителен, что все поняли, каково пришлось шведам, если на них напала хотя сотня таких удальцов.

— Из ружей и стрелять бросили. Прямо прикладами. Поработали! Их всех было семьдесят семь человек, а осталось всего девятнадцать. Ну, и сдались!

Он замолчал и сел.

— Радости-то что было, как к нам эти корабли привели! — заговорил Савелов. — Такие ли огромные! Для царя — что светлый праздник! Первая морская виктория! Ну, и наградил он всех.

— Я тут его и попросил, — сказал Яков.

И всех охватило огромное чувство гордости за царя, который не боялся рисковать жизнью наравне со своими солдатами и для своей родины не жалел ни трудов, ни силы.

В славный день пятнадцатого мая, когда на берегах Невы Петр закладывал Петербург, во Пскове играли две свадьбы: Якова с Софьей и Савелова с Екатериной, и вряд ли в то время были люди счастливее их.

Матусов пил в это время с Фатеевым и утешал Багреева, безнадежно влюбленного в Екатерину из Мариенбурга, которую царь приблизил к себе, а впоследствии сделал своей супругой и императрицей.