Глава IX

Генри приходилось напрягать все душевные силы, чтобы как-нибудь дотянуть до конца дня, — настолько его мысли были поглощены предстоящим свиданием со Смитом. Охваченный возмущением, он ждал этого свидания, буквально считая минуты. Он не пошел завтракать и съел только несколько галет, жестянка с которыми всегда хранилась в ящике его стола. Он то и дело нетерпеливо поглядывал на стрелки редакционных часов, медленно ползущие по циферблату.

Первой пришла Кора — без четверти три, немного раньше назначенного часа. На ее лице было написано напряженное ожидание, и Генри понял, что она неправильно истолковала его просьбу. Неужели Кора могла подумать, что он, поразмыслив, решил последовать ее вчерашнему совету? Он не дал ей возможности вернуться к этому разговору, однако, боясь взволновать ее, не стал и объяснять, зачем пригласил ее в редакцию. Сославшись на дела, он попросил Кору подождать в комнате мисс Моффат, добавив, что секретарша, несомненно, угостит ее чашкой чая.

Следующие пятнадцать минут тянулись невыносимо долго. Хотя Генри старался во что бы то ни стало сохранить хладнокровие, он чувствовал, как его сердце начинает биться все сильней и чаще. Он не хотел прибегать к полученному от Барда амилнитриту — доктор предупредил его, что при частом употреблении это средство перестает действовать, — но в конце концов был вынужден раздавить одну из ампул, которые на всякий случай теперь всегда носил с собой в маленьком футлярчике, подвешенном к часовой цепочке.

Он только что кончил вдыхать амилнитрит, и с его лица еще не исчез румянец, вызванный, лекарством, как в кабинет вошел Смит в сопровождении Ная и еще какого-то молодого человека, совершенно незнакомого Генри. Неожиданное появление этого незнакомца, несмотря на его спокойный и даже любезный вид, почему-то напугало Пейджа: оно словно предвещало новые и непредвиденные осложнения. Все трое стояли, молча глядя на него, а Фенвик, проводивший их в кабинет, задержался у двери. Наконец Смит заговорил:

— Вы получили мои письма?

Голос его звучал хрипло и глухо. Казалось, Смит с трудом выдавливает из себя слова.

— И первое, и второе, — ответил Генри и затем, желая во что бы то ни стало скрыть волнение, добавил: — Садитесь, пожалуйста.

Они сели, словно три автомата, — незнакомец с пугающим безразличием, Най с обычной развязностью. Последний смерил взглядом Фенвика, который придвинул им стулья.

— А он нам нужен?

Пейдж сказал Фенвику, что он может идти.

— Вы еще будете мне благодарны за эту предосторожность, — заметил Най. Он зажег сигарету, а потом уже вежливо осведомился: — Разрешите?

Наступило короткое молчание. Затем Смит откашлялся. Его лицо, обычно розоватое, как свиное сало, было совсем бледным и лоснилось от испарины. Эта бледность особенно подчеркивалась сизым небритым подбородком и припухлостью под глазами. Казалось, ему было очень не по себе. Потемневший от пота воротничок, развязавшийся галстук — все указывало на лихорадочное возбуждение. Генри никогда прежде не видел его в подобном состоянии.

— Мистер Пейдж, — начал Смит запинаясь и в то же время так, словно заучил свою речь наизусть, — я не испытываю никакой вражды к вам лично. Я уважаю вас и не хотел бы причинять вам горе. Я даже надеюсь, что вы относитесь ко мне так же. Но, с другой стороны, бывают обстоятельства, вынуждающие человека в моем положении решиться на некоторые шаги ради собственных интересов.