Мощными посылами он задавал ритм, то убыстряя, то замедляя движение своей плоти, а она, то вбирала ее до отказа, то отдалялась. Стонала и вздрагивала, опускалась и вздымалась, идя навстречу все возрастающей скорости, пока ослепительный восторг, который продолжался и продолжался, накатывая волну за волной, не завершался оглушительным экстазом.
Пожиравшее их пламя постепенно улеглось, его сменили изнеможение, умиротворенность. Тони теперь лежал рядом на спине, прикрыв глаза рукой. Сэнди искоса посмотрела на него и тут же отвела взгляд. Ее смутило затянувшееся молчание.
— Ты обалденная любовница, Рыжик, знаешь? — наконец сказал он.
Она улыбнулась.
— Ты всегда говорил так.
— Ну и был прав. Пусть даже только в этом, но ведь прав!
Косвенный намек на проблемы, разрушившие семью, расстроил Сэнди. От них ведь не уйдешь, подумала она, в конце концов, придется их решать. Может, следует не ворошить обиды, а сосредоточиться на том, что между нами и у нас было хорошего?
— Помнишь то воскресенье, когда мы ходили в консерваторию, а потом в бар «Амиго» вместе с Дорой Кольм?
Тони не был уверен, что знает, о чем речь. Имя Доры Кольм ничего ему не говорило.
— Ну, вспомни, — настаивала Сэнди. — Та костлявая блондинка с очками в черепаховой оправе. Я немного сотрудничала в ее журнале. У себя в редакции она развела столько зелени, что нужно было вооружаться мачете, чтобы добраться до ее письменного стола. Она постоянно дарила мне цветы в горшках...
Тони рассмеялся.
— Ах, да. Конечно, помню! Она невольно дала мне сюжет для карикатуры: муж, обожающий жену, помешанную на цветочках, решил выращивать у себя на груди салат. По-моему, она жутко обиделась, когда увидела рисунок в газете.
— Ну а потом, потом, когда ты ее совсем доканал! — тормошила его Сэнди.
— Убей, не помню! — взмолился Тони.
— Ну как же! Мы втроем пришли в бар, сели, подошел официант, спросил, какой салат предпочитаешь заказать... А ты расстегнул свою рубашку и объявил зычным голосом: «Мне не приносите. Свой салат я ношу с собой». Дора и официант так и рухнули!
Тони от души расхохотался.
— Вспомнил! Приклеить все эти фальшивые листья к груди было не так просто. Я весь измучился, пока прилепил их как следует. Хотел тебя развлечь, а получился кошмар. Твоя Дора выскочила из бара, ты же устроила мне дома скандал.
Тогда Сэнди действительно рассердилась, сейчас решила, что с ее стороны это было полной глупостью.
— Никогда не забуду, даже если доживу до ста лет, как ты выглядел, — улыбнулась она. — Ну, просто как шкодливый мальчишка! — Сэнди смолкла, потом тихим, каким-то сокровенным тоном продолжила: — Мы немало повеселились когда-то, а, Тони?.. Я так тоскую по тому времени... и по тебе тоже...
— Проклятие, Рыжик!.. — Повернувшись набок, он стремительно обнял ее. — Нечего думать о том, от чего мы отказались два года назад. Будем думать о сегодняшнем дне. Вот мы вместе в постели. И не беспокойся — я не утратил умения веселить...
Обнимая и поглаживая ее, Тони почувствовал, как в нем вновь вспыхнуло желание.
— Ты наверняка хочешь подремать, но, боюсь, тебе это не удастся...
Сэнди не составило труда догадаться, о чем он говорит. Да она и сама, несмотря на усталость, была не против, поэтому жадно потянулась к нему губами.
Было уже совсем светло, когда Сэнди и Тони, наконец, заснули. Они спали мертвым сном, когда в начале десятого вишневый «вольво» Бетси Тернер завернул во двор и остановился рядом с джипом. Не успела она еще выключить зажигание, как две девчушки, болтавшие словно сороки, — ее родная внучка Рут и десятилетняя Лизи, которую семья Тернеров опекала почти как свою, вывалились из машины. |