Николас Фрилинг. Сфера влияния
Ван дер Вальк проснулся. Мысли его были крайне сумбурными, а к губам словно прилип отвратительный привкус дешевого испанского бренди. Неужели он напился до чертиков и заснул? А в комнате что то жарковато, словно все окна наглухо закрыты. Похоже, что так и есть. А еще, кажется, ему снились какие то кошмары. Что это на нем навалено? Он резко дернулся, от рывка ему стало очень больно. Да, не слишком приятные и совершенно неожиданные ощущения; он дрыгнул ногой и с удивлением обнаружил, что ничего не произошло. Может, он еще спит – да нет, вроде уже не спит. Кажется, что то с ногой. Что то случилось: он послал своей ноге приказ дернуться, но она его не выполнила. Такое впечатление, что его родная, всегда послушная нога крепко спала, вся – от бедра до пятки. А тут еще этот мерзкий привкус бренди – где ему удалось так нализаться? Должно быть, он все таки еще спит, потому что в памяти всплывают обрывки сновидений – что то связанное с Биаррицем. Ха, отпуск в Биаррице или что то вроде того. Прекрасная идея, поскольку ни он, ни Арлетт никогда еще не были на побережье Атлантики.
Это была совсем не прекрасная идея.
Да еще эта ветчина… у него был хлеб с непрожаренной ветчиной. Нет, не Биарриц, а что то еще на «б»… Байон, не Байон… Он почувствовал себя триумфатором, потому что начал вспоминать – его сон был как то связан с войной. Испанская граница – река Бидассоа. Сульт пересек Бидассоа, направляясь на север. Сульт не был особенно преуспевающим полководцем, но он не был и неудачником вроде Веллингтона , у которого пять лет ушло на то, чтобы с победой завершить военную кампанию, в которой все было на его стороне. Сульт был чрезвычайно энергичным человеком, но никудышным бойцом. Ему, Ван дер Вальку, следовало бы показать Сульту, как надо драться.
Так, хватит спать, пора просыпаться. Отлично, пошевелим рукой. Он шевельнул рукой – она прикоснулась к чему то… Забавно. Какая то довольно грубая трава. И камень. Он почувствовал камень и под своей головой. Так. Значит, он вовсе и не в кровати. Он напился и заснул на холме под жарким солнышком. Он уловил запахи иссушенной солнцем травы и чабреца. И вдруг вспомнил очень очень важную вещь. В него стреляли.
Он был солдатом армии Сульта, и подлец Сульт оставил его подыхать на склоне этого чертова холма. Он догадался, что лежит именно на холме, потому что его голова покоилась чуть ниже, чем ноги. Его бедные ноги, его бедная голова. Его подстрелили, а когда кого нибудь из солдат Сульта ранят, его бросают, и он умирает, потому что поблизости нигде нет госпиталя. Ван дер Вальк преисполнился жалости к собственной персоне и выругался. «Ну вот, – слезы с готовностью наполнили его глаза, – я умираю на склоне какого то богом забытого холма. Я даже не знаю, где он находится – во Франции или в Испании. Когда нибудь на мои бедные кости наткнутся португальские скульпторы, нелегально перебирающиеся в республику, но их они не заинтересуют. Собираюсь умирать, а поблизости нет хоть какого нибудь завалящего врага, чтобы его подстрелить напоследок. Именно таким идиотским образом романтик Робер Жордан мог бы сказать «прощай» своей девушке, а потом застрочить из пулемета по наваррской кавалерии. Так случается в книгах, но это же не книга, а реальность». Завершив этот внутренний монолог, он снова почувствовал, что ужасно хочет спать. Все таки дрянной бренди был слишком крепким… Все вокруг кружилось, кружилось, кружилось…
Когда он опять проснулся, увидел над собой лицо, которое было явно не из сна. Круглое, молодое, очень французское, со стрижкой под ежик и в очках без оправы. Он перевел взгляд – белые закатанные рукава и смуглые руки. Тонкие осторожные пальцы нажали на поршень шприца, игла выпустила в воздух струйку какой то жидкости, а потом нацелилась прямо на него.
– Кто вы?
– Будьте хорошим мальчиком и забудьте о маршале Сульте, ладно?
– А где он?
– Уже сто двадцать лет как умер, но мы помним и чтим его. |