Я вечно буду вкушать блаженство в ее объятиях, вечно буду трапезничать в прекрасном саду — и все прочее…
Я успокоился и вновь погрузился в свое безмятежное счастье. Но затем я начал замечать, что Гуайрэ все реже зовет меня в свою постель. Я решил последить за нею.
О, меня терзала ревность! Клянусь, я даже не помышлял о том, что лишившись ее постельных милостей, я потеряю заодно и прочие дары, включая вечную молодость и вечную жизнь. Я же видел, что таковыми остаются окружающие королеву воины и личные слуги.
И я выследил ее… У нее появился новый любовник. Я не знаю, кем прежде был этот юноша. Она изменила его внешность по собственному усмотрению, так что теперь он был стройный белокожий красавец с медно-золотыми волосами. Я помню его руки с очаровательными длинными пальцами. О да, я до сих пор помню его руки! У него все пальцы, за исключением большого, были одной длины, и он красил ногти синей краской.
Я вошел с ним в дружбу. Он был весьма приветлив и охотно свел со мной знакомство. Он доверял мне! Мы вместе гуляли по саду и по окрестностям владений королевы, по самым окраинам. Я рассказывал ему разные истории — и те, что вспоминались мне из моей прошлой жизни, и те, что я узнал в моей жизни нынешней.
За двести зим их набралось немало, и многие были забавными. Я помню, как он смеялся! До сих пор этот радостный, почти детский смех стоит у меня в ушах!
И вот однажды я понял, что готов совершить то, чего не делал прежде никогда. Я завел его во время прогулки в зыбучие пески.
«Смотри, — сказал я тому, кто считал меня своим лучшим другом, — кажется, вон там, в песках, вырос прекрасный цветок!»
Я щелкнул пальцами, и юноша действительно увидел в песках цветок.
«Какое чудо! — наивно обрадовался он. — Она так любит цветы… У нее в саду тысячи цветов, но этот будет для нее особенным, ведь я сорву его среди песков, чтобы преподнести ей в дар…»
И с этими дурацкими словами он полез прямо в трясину. Сперва он даже не понял, что происходит. Его ноги засосало. Он дернулся, и тотчас погрузился по пояс. Он повернул ко мне свое глупое лицо и посмотрел на меня с детской верой в то, что сейчас я совершу чудо и спасу его от гибели.
«Помоги мне! — попросил он. — Ты видишь, я провалился».
«Да, — сказал я ему, — ты провалился, дружок, и ты пропал. Прощай».
Я повернулся и зашагал прочь. Он смотрел мне вслед — клянусь, я до сих пор ощущаю силу этого взгляда! Он звал меня и умолял вернуться! Он говорил, что произошло, должно быть, какое-то недоразумение, он отказывался верить в то, что все это происходит с ним наяву, да еще по моей вине.
Один только раз я повернулся к нему. Один раз. Я был уже довольно далеко, но все же обернулся и крикнул:
«Ты виноват в том, что из-за тебя Гуайрэ разлюбила меня!»
Не знаю, слышал ли он меня. Когда спустя день я вернулся к зыбучим пескам, я увидел лишь его руки. Они по-прежнему оставались на поверхности — изящные тонкие руки с накрашенными ногтями.
Гуайрэ пришла в ярость. Она сразу догадалась обо всем, что произошло. Она приказала схватить меня — о, я пытался бежать, боги свидетели тому! Меня настигли. Заграт сбил меня с ног и избил, а затем меня, покрытого синяками и кровоподтеками, связанного, швырнули к ногам моей повелительницы.
Она с силой ударила меня ногой по лицу.
«Презренный пес! — закричала она. — Ты убил того, кто был мне дорог!»
«Я люблю тебя, — сказал я ей. — И что бы ты ни сделала со мной, всегда буду тебя обожать».
«Лжешь, — прошипела она. — Ты лжешь, ничтожный раб, и твоя верность куплена дешевой ценой. Ты лжешь, потому что такова рабская природа!»
И конечно же, она была права. |