Иль-Аммар вступил в город царей просителем.

Его повозку влекли двенадцать белых быков, укрывавший от солнца полог был усеян жемчугом, и наместник ехал в Красный дворец, сопровождаемый криками толпы. Проситель, жених… столица схоронила три десятка мужей, и только половина владык умерла своей смертью.

— Скоро вы узнаете, что этот город — сердце Царства.

Наместник едва расслышал спутника. То был Фахи́з, его человек при дворе старого царя. Старик всегда выражался цветисто, но иль-Аммар ему прощал. В конце концов, это старый царедворец привел господина к подножию трона.

Подобно миражу, в жарком мареве дрожали очертания куполов — и ветер с моря нес вонь тухлой рыбы. Из окон вывесили знамена и гирлянды цветов — но над сточными канавами кружили мухи, а копыта поднимали облачка бурой пыли.

— Эти люди — кровь Царства, — продолжил старик. — Помашите им рукой, господин. Скоро вы будете ими править!

Наместник поморщился.

Гулкий рык тамтамов заглушал гомон толпы, но иль-Аммару чудилось, что вперемешку с приветствиями он слышит проклятия. Каждое утро в трущобах находили заколотые, зарубленные, растерзанные тела, и единственной их виной были слова против Единого бога.

— Кажется, меня встречают не слишком радостно…

— Они отчаялись, — мягко заверил вельможа. — С тех пор, как владыка погиб, каждый князь норовит урвать кусок получше. Беженцы стекаются со всего Царства, они всем сердцем ждут нового царя, но люди напуганы и растеряны.

Наместник вынудил себя улыбнуться и поднял руку в приветствии. Толпа взвыла, ее протяжный вой заглушил слова старика.

— Я уже все видел, Фахиз, — кивнул иль-Аммар. — Возле Табры не осталось ни одной целой деревни, дороги полны крестьян. Они бегут, как муравьи…

— Такие времена, — подтвердил спутник.

Наместник отвернулся, внимание его привлекло волнение среди горожан. Внезапно вся многоглавая бестия, все грязное тысячеликое чудище подалось вперед, легко, как игрушки, разметав цепь воинов.

Иль-Аммар хотел подать знак охранникам, но в последний миг старик удержал его.

— Слушайте, господин! Они радуются. Они… приветствуют вас!

Наместник прислушался — сквозь рев действительно прорывались крики «Слава!». Там, где толпа выплеснулась на расчищенную мостовую, десятки рук тянулись, чтобы на мгновение коснуться резной повозки.

— Протяните им руку, господин! Они на всю жизнь запомнят прикосновение царя!

От волнения Фахиз так сильно сжал ладонь наместника, что тот скрипнул зубами.

Что-то не так. Неправильно. Недоброе предчувствие распрямилось, встало во весь рост… казалось, купола в душном воздухе и те задрожали сильнее — будто столица смеется над незадачливым ухажером.

Перегнувшись через витой подлокотник повозки, иль-Аммар опустил руку, почти касаясь протянутых ладоней.

Боль ударила в спину жгучим хлыстом, заскрежетала по ребрам. Наместник закричал, но из горла вырвалось клокотание напополам с кровавой пеной. Он еще видел, как солдаты бросились к господину, как забился в дальний угол повозки Фахиз. Знамя с пурпурной башней покачнулось и мазнуло наместника по лицу.

А больше он не видел ничего.

Наутро город опустел. Вымер. Ни звука, ни встречного, ни даже бродячего пса — словно звери и те высыпали на Дорогу Царей поглазеть на иль-Аммара. Это устраивало Каи. На Старый Город опустилась тишина, лишь отдаленный рык тамтамов нарушал безмолвие.

«Как тяжелую ношу несложно опустить…» — подобно молитве повторял жрец.

Последний день.