— Интересно, кому достанутся деньги Силая, — неужели сыну?

— Не знаю. Вот этого никто не знает.

— Но может ли Борис Иванов смухлевать, то есть все подделать в свою пользу?

— Теоретически возможно, однако — трудно. Силай есть Силай, он-то уж все должен был предусмотреть. И в завещании все расписать, — что, кому, когда и на какие цели. И, надо думать, бумаги его хранятся не в одном месте, а в нескольких, и очень надежных.

— Но он не собирался умирать.

— Я тоже не собираюсь умирать, но завещание свое оформил давно и как следует. И недавно дополнение к нему послал.

— Куда послали?

— А туда… где до времени будет храниться завещание: в юридическую контору, в банки и положил к себе в сейф.

— А разве у вас есть сейф?

— А как же?

Малыш откинул голову на кресло, захохотал.

— Ты что же думаешь, у меня и дома своего нет, я бродяга какой? А у меня и мама есть, и брат, и сестра. И тоже, как ты, в деревне живут. А кроме того, и свой дом есть. Только далеко, на Канарах.

— На Канарах? А где это? Ах да, на Канарских островах. Там будто бы вьют гнезда все наши…

— Горбачевы и прочая сволочь, — ты хотела сказать, да? И я с ними? А?..

И он снова расхохотался.

— Думай как хочешь, а только в дополнении к завещанию речь идет о тебе.

— Обо мне?

— Да, о тебе. Я приказываю, в случае моей гибели, — я не говорю — смерти, умирать мне рано, а в случае гибели — перевести пятьсот миллионов долларов на счет вашей милости в Швейцарском банке.

— Не понимаю.

— А что ж тут понимать! На ваш счет, сударыня.

— Но у меня нет счета в Швейцарском банке.

— Да, еще недавно не было, но теперь появился. Туда потекут доллары от продажи твоей книги на иностранных языках. И скоро ты получишь все нужные документы.

— Но зачем мне так много денег? Что я буду с ними делать?

— Твой Олег найдет им применение: закупит у чехов автобусы, проложит в придонских станицах дороги, построит школы, больницы, заново храмы восстановит… А?

— Ну если так… Тогда спасибо. Я от таких денег и от таких забот не откажусь.

Наступила тишина. Словно глаза затаившихся в кабине зверьков мигали лампочки подсветки, дробно стучала под килем волна. И в этой тишине вновь раздался голос Малыша:

— Спасибо тебе, Анна. Я до встречи с тобой жил как в бреду, крутился в каком-то дьявольском колесе, а теперь… Я вижу цель жизни, хочу употребить деньги на пользу людям, — и как можно скорее. И еще важно: я хочу жить, боюсь потерять тебя. Я люблю тебя, Анна. И тут уж ничего нельзя изменить. Если будешь прогонять меня, — не уйду, не надейся. Буду жить рядом, на Дону, в твоем хуторе. Я должен видеть тебя каждый день, постоянно.

Анна молчала. Выключила двигатель и лампочки погасли.

— Выйдите на палубу, осмотритесь вокруг. Может, уж и подадимся к охотничьему домику?

Малыш прошелся по борту катера, затем по другому, — вдалеке волчьими глазами мерцали два огонька. Очевидно, сторожевые военные катера. Фридману ничего не стоит нанять и военных. Вернулся в рубку, сказал:

— Вот мое решение: попытаемся переиграть своих врагов на этом румынском пятачке. Значит, до утра дрейфуем. А с утра по морю заснуют большие и малые суда, лодки, катера. Мы среди них затеряемся. И когда убедимся, что нет погони, махнем к домику короля. Ну а теперь в кают-компанию! Надеюсь, там в холодильнике есть у нас кое-что вкусное.

И по узкому коридорчику они потянулись в кают-компанию.