— Нет, нет, — качал головой Костя. — Нельзя, не имею права. Не могу допустить, чтобы наше национальное достояние уплыло за границу.

Ювелир, прощаясь с подполковником, говорил:

— Я вас понимаю. Понимаю.

Поблагодарив мастера и оплатив его труды, Костя отвез его домой и устремился за город, к дяде Васе. Здесь он вырыл в трех местах клады, достал сверток из тайника, собрал все, что привез из музея, и поехал в город. Тут он заехал в гараж, взял остальные сокровища и вскоре был дома. В квартире отыскал ключи от дядиного сейфа и заложил туда все ценности. Положил на них лист бумаги со словами:

«Эти ценности изъяты у преступников и принадлежат России.

Подполковник милиции К. Воронин»

Спрятал ключи. И облегченно, с радостью и охватившим его воодушевлением вздохнул. Он теперь свободен, он чист перед людьми и совестью.

Прилег на диван и скоро уснул.

Серебристый «форд» катил по Приморскому шоссе из Репино, где Анна, как обычно, покупала продукты. Накрапывал мелкий, почти невидимый дождь, и тучи, плывшие от Кронштадта, словно бы валились с неба, грозя поглотить и берег Финского залива, бежавший с правой стороны, и по-ночному чернеющий массив леса, плывущий куда-то в сторону по левую руку. Начало сентября выпало сырым и пасмурным, осень хотя еще и хранила тепло жаркого лета, но датские проливы уж посылали на берега Невы первые вестники осенней непогоды.

Страстно влюбленная в автомобиль, Анна в то же время любила езду нескорую. И опасностей меньше, и подумать можно. А думать ей было о чем. Странная метаморфоза приключилась с ней после успешного дебюта ее второй книги — повести, в которую заключила она печальную историю своей любви. И хотя там нет Анюты как таковой, не обозначен Олег, но история схожая и чувства те же самые, что вот уже третий год терзают ее сердце. Писалось ей легко: не надо было ничего придумывать, и чувства, и все переживания главной героини до боли ей знакомы, — может, тем и тронула повесть читателя, что все там от жизни и от ее собственной судьбы. Но вот парадокс: ей-то самой не принесла радости повесть, и то, что книга хорошо раскупается, тоже ее не тронуло. Что-то ушло из ее сердца с этой повестью, отболело, отгорело, словно рукопись и была тем костром, где она сжигала свою любовь к Олегу. Явился он здесь, на пороге дома дедушки, — и она его встречает, но для нее он теперь будто бы просто знакомый. Не встрепенулось, не зашлось девичье сердце сладкой истомой, — обрадовалась, да, но как-то так, не очень и сильно. А когда о повести заговорил, о необычайном ее успехе, — и вовсе далекой показалась любовь, еще вчера томившая и терзавшая душу. И даже страшновато стало, — как же это так? Ждать и страдать перестала!

Впрочем, может и такое быть: блажь все это, девичьи капризы. Сегодня любовь отлетает, а завтра вновь навалится камнем, и начнет она сладко задыхаться в незримых ее объятиях…

Может быть, может быть, а только пусто стало.

У обочины дороги стояла старушка, в платочке, с палочкой. И — в брюках. «Странная бабушка, — подумалось Анне, — никогда не видела бабушек в брюках».

А старушка подняла руку. Просит подвезти.

Остановилась Анна. Вышла из автомобиля, хотела помочь старушке войти в салон, а та вдруг распрямилась и схватила Анну за руки, скрутила их за спиной. В мгновение все произошло, только и успела заметить Анна дико сверкнувшие черные молодые глаза. И почувствовала железную хватку насильника. И тут же словно из-под земли выросли еще два кавказца. Втолкнули Анну на заднее сиденье, стиснули ее с обеих сторон, а тот, что нарядился старухой, уж сидел за рулем.

— Что вам от меня надо? — выкрикнула Анна и рванулась к дверце, но двое дюжих парней водворили ее на место.