Вместо Натальи в квартиру ввалился изможденный, невеликого росточка сорокалетний человек с задранным кончиком носа – в форме башмачка с воронкой посередине, – будто подмётка продырявилась. Это был сосед Поплагуевых по площадке пьяница Николай Сергач. Впрочем, на работе, в Обществе по распространению знаний, где Сергач трудился лектором-международником, он слыл за человека вовсе непьющего, хотя и слабого здоровьем. Спасали хорошая реакция и жена – старшая медсестра в райполиклинике. Всякий раз, готовясь впасть в запой, Сергач успевал оформить больничный.

Судя по мутному, страдающему взгляду, болел марксист-международник не первый день.

– Шум по подъезду стоит. Отец, поди, не знает, чего тут у вас куролесится, – произнёс Сергач со строгостью.

– Не твоя забота, – огрызнулся Алька. Соседа, как и прочих тружеников идеологического фронта, он не переносил на дух. – Выкладывай, чего заявился?

Поняв, что шантаж не удался, Сергач убрал с лица грозность и искательно вздохнул.

– Нальете?

– С чего бы?

– Трубы горят.

– Я! Я-я! – торопясь, протиснулся Баулин. Допустить, чтоб славная шкода обошлась без него, не мог. Сергача он немного знал – как-то видел среди отцовских посетителей. Подмигнул остальным. – Значит, так, гость заморский. Встань на стул и скажи с выражением: «Коммуняки Русь продали».

– Не могу, – отказался Сергач. – Что хошь просите! На колени встану, а этого нельзя.

– Тогда сдохнешь с похмелья.

– Сдохну, – обреченно подтвердил Сергач. – Но партию не продам.

– А вино-то чудо какое! – Робик напузырил полный стакан «Яблочного крепкого». – Ты нюхни, какое из него блаженство истекает!

Сергач втянул воздух своим «башмачком» и застонал, чувствуя себя, должно быть, коммунистом в гестапо.

– Не ты первый, – во всю обхаживал соблазнитель. – Коперник покруче тебя был, и тот отрекся. Делов-то – как взятку в карман сунуть.

Сергач провёл пересохшим языком по нёбу.

– Я взяток не беру! – отчеканил он.

Это была правда – не брал. Но не вся. Взяток лектору Сергачу никто и не предлагал. И Сергач втайне мечтал о другой, «взрослой», должности, на которой станут давать.

Робик отхлебнул. Облизнулся.

Истонченная нервная система дала сбой, – Сергач взрыднул.

– Да бросьте вы мужика мучить, – сердобольная Светка отобрала у Баулина стакан, протянула визитёру.

Поспешно, чавкая и проливая, тот выпил. Допил, огляделся блаженно, – должно быть, ему виделись ангелы. Прояснившимся взором вперился в Светкину зазывную розочку на купальнике.

– Девочку хочу! – сообщил он.

– Ожил, сердешный! – Робик громогласно расхохотался. – А как же моральный облик члена партии?

– Так я на больничном, – нашелся Сергач.

Под общий хохот марксиста-международника развернули и легким тычком выставили из квартиры.

Следом ушли Велькин с Пацаул.

– Ничего не поделаешь – режим, – объяснилась Валентина. – Тренер обещал нас завтра на замену выпустить.

Под осуждающими взглядами покинула квартиру и Мари Шторм. Кажется, в приподнятом настроении. Такова уж была натура Мари: чужое счастье нарушало её душевное равновесие.

Гулянье меж тем перешло на новый виток: разгар сменился угаром.

И вот уже самый беспокойный, Робик Баулин, обнаружил в чулане старые спортивные рапиры.