– Так значит, вы собираетесь выступить на стороне сепаратистов?- догадался наконец Михаил Сергеевич.
– Нам не оставили иного пути,- отрезал Борис Николаевич.- И сепаратизм ничем не хуже великодержавности. В любом случае, я всегда готов выступить на стороне тех, кто против этой власти. Чем скорее мы уберем Князя, тем будет лучше для каждого русского.
– Но это же война!- воскликнул горячо Сергеевич.- Новая война! Кровь, жертвы, сотни тысяч жертв!
– Странно слышать подобные речи от закаленного оппи,- заметил Николаевич, пристально Михаила Сергеевича разглядывая.- Не вы ли, брат, еще вчера с рвением, достойным лучшего применения, призывали установить новый порядок в стране? Как там у вас? Гласность и Демократизация? Перестройка и Новое Мышление? Простые и так понятные всем категории, особенно какой-нибудь вот кухарке с постоялого двора. А задумывались ли вы, брат Михаил, что любая перестройка немедленно увязнет в инерционности масс? Или, думаете, все сразу захотят по-новому мыслить? Тому, кто боится забрызгать манжеты кровью, нечего делать в Большой Политике. Купили бы себе лавку и торговали вот леденцами, что ли… А политик – это прежде всего боец, не лавочник!..
Михаил Сергеевич не нашелся сразу что ответить. Брат Борис был прав. Но все-таки где-то его правота имела изъян, однако найти его с ходу оказалось непросто.
– А то привыкли и тем, и этим,- продолжал, распаляясь, Николаевич.- Желаете и на ель влезть и окорока не ободрать. И с Князем мы дружим, и в Вече готовы заседать, и народ нас любит, и у бунтарей мы в авторитете. И вы вот такой же, брат Михаил. Шалтай-Болтай… Кричите на всех углах о Гласности, но не желаете быть честным даже перед…
Николаевич не успел закончить обличительную тираду. Поезд вдруг резко затормозил. Надрываясь, взревел гудок. Каторжники повалились со скамьи на пол.
– Что происходит?- недоуменно вопросил Сергеевич, на что Николаевич дернул его за наручник, подмигнул и коснулся пальцем губ, призывая к молчанию.
И только тогда Михаил Сергеевич услышал приглушенные стенками вагона звуки выстрелов. Потом, через несколько секунд, выстрелы стихли, их сменили неразборчивые возгласы. Рядом с вагоном происходила какая-то непонятная возня.
Рывком распахнув дверь, в коридор вагона ввалился давешний мальчишка-охранник. Он побежал к клетке, на ходу снимая с пояса ключ и одновременно извлекая из кобуры пистолет. Был мальчишка бледен, руки у него тряслись и сразу снять замок он не сумел. А потом ему это сделать уже не дали. В коридоре появилась еще одна фигура. Хлопнул одиночный выстрел, и парнишка, выронив свои причиндалы, осел на пол, цепляясь еще слабеющими пальцами за прутья решетки. Изо рта у него выплеснулась вдруг потоком черная густая кровь, забрызгала доски.
Теперь по коридору, быстро и мягко ступая на полусогнутых, двигался пышноусый черноволосый человек в полевой амуниции моторизованной кавалерии. В отставленной руке незнакомец держал пистолет, от дула которого, казалось, еще поднимается сизый дымок. В пространстве вагона остро и кисло запахло порохом.
– Быстрее!- прикрикнул на пышноусого Николаевич.
Человек ускорил шаг.
– Здравия желаем, брат Борис!- провозгласил он весело, нагибаясь за ключом.
– Здравствуй, брат Александр,- приветствовал его Николаевич.
Брат Александр открыл клетку. Борис дернулся, но его удержал наручник.
– Ну что же вы, брат Михаил?- нетерпеливо окликнул он своего напарника по кандалам.
– Я не понимаю…- Сергеевич не успевал следить за стремительно развивающимися событиями, растерялся.
– Инструменты!- обернулся Николаевич к брату Александру.
Тот виновато развел руками:
– В машине.
– Черт!- выругался Николаевич и вдруг стремительно наклонился, увлекая за собой и Михаила Сергеевича. |