|
Шарик поднялся и перелетел через стол. Пес последовал за ним и снова его боднул; шарик взлетал и падал, а пес все время держался под ним. Люди расступались, чтобы дать ему дорогу. Пес с открытым ртом скакал по кругу, будто его упитанное тело было деталью цевочного зацепления, приводящего его во вращение. Он не видел ничего, кроме шарика, а когда на кого-нибудь натыкался, тот отодвигался, чтобы пес мог бежать дальше.
— Эй, эту собаку надо поместить в психиатрическую лечебницу, — обратился Фергессон к соседу по стойке.
Он начал смеяться. Он смеялся, пока не почувствовал, что из глаз у него льются слезы; откинувшись к стойке, он повизгивал от смеха. Пес метался между стульями и ногами людей, прыгая на шарик, ударяя его, вновь и вновь поднимая его в воздух, а потом, возбужденный, куснул его — и шарик лопнул.
— Тяф! — пропыхтел пес и остановился как вкопанный.
Глаза у него помутнели, он сел, хватая воздух огромными грубыми глотками. Казалось, у него голова идет кругом. Лоскуты, оставшиеся от шарика, собрал с пола молодой цветной парень в пурпурной рубашке — он осмотрел их, а потом спрятал в карман своей спортивной куртки.
— Господи, — сказал Фергессон, вытирая глаза. Пес устроился отдыхать, а негр опять надувал шарик. На этот раз голубой. — Сейчас снова побежит, — сказал он соседу по стойке, который тоже смотрел с ухмылкой на эту сцену. — Он что, так и бегает весь вечер? Не устает?
— Хватит, — сказал негр, выпуская воздух из шарика.
— Нет, давай еще, — потребовала женщина.
— Еще разок, — сказал кто-то у стойки.
— Он слишком устал, — сказал хозяин пса, засовывая шарик обратно в карман. — Позже, может быть.
— Ничего не понимаю. Какой прок от этого псу? — сказал Фергессон, обращаясь к соседу по стойке.
Тот, продолжая ухмыляться, помотал головой.
— Это против природы, — сказал Фергессон. — Извращение какое-то. Наверное, он ни о чем, кроме шариков, не думает, что днем, что ночью. Ни о чем, кроме шариков.
— Хуже, чем некоторые люди, — сказал сосед по стойке.
— У животных нет разума, — сказал Фергессон. — Не знают, когда надо остановиться. Ими завладевает какая-то идея, и все. Они никогда с ней не расстаются.
— Инстинкт, — сказал сосед по стойке.
Хозяин пса, высокий негр, переходил от стола к столу с открытой сигарной коробкой. Наклоняясь, он говорил с посетителями, и некоторые из них бросали в коробку монеты. Он достиг стойки.
— Для моего пса, — сказал он. — Он хочет поступить в колледж и изучать торговое дело.
Фергессон положил в коробку десятицентовик.
— Как его зовут? — спросил он. Но негр уже отошел.
— Этот цветной парень, — сказал сосед Фергессона по стойке, — наверное, дрессирует своего пса для телевидения. Там все время показывают какие-нибудь собачьи представления.
— Это раньше, — сказал Фергессон. — Теперь очень редко. Теперь у них в основном вестерны, для детей. Я, само собой, не могу их смотреть.
— Думаешь, если бы ты увидел этого пса по телевизору, как он гоняется за шариком, то смеялся бы?
— Конечно, смеялся бы, — сказал Фергессон. — Не видел, что ли, как я только что смеялся? Очень даже сильно. Это именно то, что я хотел бы видеть по телевизору, по-настоящему забавное зрелище.
— Не думаю, чтобы это было забавным по телевидению, — сказал сосед, — на этом малюсеньком экране. |