Локарт благодаря своему росту и силе пробился к краю тротуара и теперь стоял между двумя машинами, защищенный ими на время. В нескольких шагах он заметил небольшую полускрытую улочку, которая вела к разбитой мечети, где можно было бы обрести убежище. Впереди раздался сильный взрыв – взорвался бензобак машины, – и огонь разлетелся во все стороны. Те, кому повезло, погибли сразу, раненые начали истошно вопить. В свете пламени ему показалось, что впереди на мгновение мелькнула она, потом его накрыла группа убегавших студентов, кулак врезался ему в спину, другие отпихнули его с дороги, и он упал им под ноги.

Шахразада была всего в тридцати шагах, ее волосы были всклокочены, одежда порвана, она все еще была зажата в тисках толпы, ее все еще увлекал с собой этот левиафан, она все так же звала на помощь, но ее никто не слышал, и никому не было до нее никакого дела.

– Томмииии…. помоги мнеееее…

Толпа на мгновение расступилась. Она метнулась в открывшийся проход, протискиваясь к запертым и зарешеченным магазинам и запаркованным машинам. Напор толпы слабел. Руки толкались, освобождая перед собой пространство, чтобы можно было вдохнуть, ладони вытирали с лиц пот и грязь, и люди стали замечать людей вокруг себя.

– Ах ты проклятая коммунистическая шлюха! – закричал человек, возникший у нее на пути, его глаза почти вылезли из орбит от ярости.

– Нет-нет, я мусульманка, – быстро заговорила она, но его руки ухватили ее за куртку – молния была порвана, – одна рука полезла внутрь и сжала ей грудь.

– Блудница! Мусульманские женщины не выставляют себя напоказ, мусульманские женщины ходят в чад…

– Я потеряла ее… ее с меня сорвали! – вскрикнула она.

– Потаскуха! Да проклянет тебя Аллах! Наши женщины носят чадру.

– Я потеряла ее… ее сорвали с меня, – прокричала она снова и попыталась вырваться. – Нет Бога, кроме…

– Шлюха! Блудница! Сатана! – орал он, не слыша ее; им владело безумие, и нежная грудь, которую он стискивал под шелковой рубашкой и сорочкой, распаляла его еще больше. Его пальцы вцепились в шелк и разорвали его, и теперь он сжал ее округлость, другой рукой подтаскивая ближе к себе, чтобы усмирить и придушить ее, если она начнет брыкаться или кричать. Люди вокруг толкали их или старались обойти; трудно было видеть в темноте улицы, освещенной лишь огнем горящих машин и баррикад, и никто толком не знал, что происходит, кроме того, что здесь, в рядах правоверных, кто-то поймал шлюху из левых. «Клянусь Аллахом, она не из левых, я сам слышал, как она славила имама!..» – крикнул кто-то, но его голос перекрыли крики впереди, где вспыхнула еще одна потасовка, и люди стали проталкиваться вперед, на помощь своим, или заработали локтями, очищая себе пространство, чтобы отступить назад, и оставили ее и его вместе.

Она боролась с ним, царапалась, пиналась и кричала, его дыхание и грязные ругательства душили ее. Последним усилием она воззвала к Богу, ударила рукой снизу вверх, промахнулась и вспомнила про свой пистолет. Она нащупала его в кармане куртки, пихнула в него и нажала на курок. Человек взвизгнул – выстрелом ему оторвало почти все гениталии – и рухнул, истошно воя. Вокруг нее внезапно возникла тишина. И свободное пространство. Ее рука появилась из кармана, по-прежнему сжимая пистолет. Мужчина, стоявший рядом с ней, выхватил его у нее.

Она тупо смотрела на нападавшего, который со стонами извивался в грязи.

– Бог велик, – запинаясь проговорила она, потом заметила разорванную рубашку и обнаженную грудь и запахнулась в куртку.