Кофта — голубая, юбка — голубая. Под цвет глаз. Яркие длинные ногти. У Нины ногти обламываются, никак не может сделать маникюр.
Блондинка не опускает глаз под Нининым взглядом, сначала удивлённо, потом нагло рассматривает Нину.
— Мама, пойдём. — Оля чуть не плачет.
Вышел от Кеши хромой дядька. Блондинка неторопливо встала, тронула волосы, кофту, пригладила юбку лёгким движением, неожиданно подмигнула Нине и шагнула к Кеше.
Нина обессиленно опустилась на её место. Словно она тоже, вместе с блондинкой, вошла сейчас в Кешин кабинет. Кеша дотрагивается до узкого подбородка блондинки, смотрит её нёбо, на нёбе нет чёрных точек, обозначающих болезнь, берёт в свои руки тонкие запястья. Девица здорова, она явилась к Кеше нарочно — её мучить. Нина едва сдерживает себя, чтобы снова не войти в кабинет. Кеша оглядывает блондинку, как её, подробно и предлагает ей… массаж! Он будет своими лёгкими пальцами гладить её спину, её живот, будет с ней шутить.
— Нет, не хочу! — чуть не вслух кричит Нина, встаёт и решительно идёт к Кешиной двери.
— Мама! — Оля виснет на ней, тащит из комнаты. — Что с тобой случилось, мама? На тебя все смотрят.
Пусть смотрят, ей безразлично. Хромой дядька был у Кеши десять минут, а эта… сидит чуть не полчаса. Что они там делают?
Как сквозь туман, Нина видит в дверях новых людей: солидную, представительную чету с сыном лет семнадцати. Руки всех троих заняты — цветы, коробка с шоколадом, коньяк, какая-то широкая, плотно завёрнутая доска. И ещё что-то. И ещё.
— Проходите, — машинально говорит Нина, усаживает гостей, бессознательно идёт к Кешиной двери. Что же они там делают? Господи!
— Мама, ты опять! Пойдём же, я налила тебе чаю. Пойдём, я покажу тебе, я связала три ряда — бабушка учит меня вязать.
Распахивается дверь. В солнечном свете — блондинка. Она, оказывается, очень худая. На щеках — лихорадочные пятна. Тот самый, смущённо-дерзкий румянец, который говорит, что она уже обожжена Кешей. Нина безотчётно делает шаг к блондинке, но рядом с блондинкой оказывается Кеша.
— Поняла, как принимать лекарство?
Его голос, низкий, колдовской. Только Кеша умеет гладить голосом.
— Жду тебя через неделю, — говорит Кеша.
Блондинка идёт мимо Нины, обдаёт Нину едва слышным запахом духов. Хлопает дверь.
Её, кому отныне принадлежит Кеша, блондинка даже не заметила.
«Жду тебя через неделю». Через неделю её здесь не будет. Нина опускается на стул, прямо в коридоре, беспомощно смотрит на Кешу. Кеша здоровается с вновь пришедшими.
— Ну, как самочувствие? — спрашивает.
Нине кажется, Кеша не такой, как обычно: не в меру возбуждён, глаза блестят, движения незнакомо суетливы — пошёл в комнату, вернулся в коридор.
Подарки он принимает совершенно естественно, не смущается, наоборот, разглядывает коньяк на свет, точно определяет, тот ли, что он любит.
— Спасибо, Иннокентий Михайлович, — улыбается и плачет женщина. — Век мы ваши слуги. Требуйте, что хотите. Пока муж что-то может, в общем, рассчитывайте. Жилищный вопрос… — Женщина задыхается, как от астмы. — Врачи потрясены, уверяют, что был обречён. Разводят руками. Просят открыть секрет.
Мужчина поддакивает.
— Не побрезгуйте, — говорит он, — редкая картина. Подлинник. Мы слышали, вы собираете картины.
«Не картины — книги!» Нина понемногу приходит в себя. Мальчик смотрит на Кешу, как на Бога.
— Вы не сомневайтесь, — говорит женщина. — Всё это от сердца… он у нас единственный. |