Избавившись — фигурально — от помехи, мешающей плохому танцору и скалолазу, я снова принялся подниматься. Боль в конечностях и усталость никуда не делись, восхождение давалось всё так же тяжело, но… Обещаю себе, если сейчас не доберусь до верха, устрою себе постельный карантин на месяц. Нет, даже на три… Совой клянусь.

Клятва именем тотема — это серьёзно, так что… Есть за что бороться, чёрт возьми! Теперь желание сдаться не будет так давить. Я приостановился, размял пальцы одной руки, другой, и полез выше.

Ещё несколько раз чувство опасности предупреждало меня о неприятностях; один раз я всё же сорвался, но сумел, сдирая ногти, вцепиться в камень и удержаться. Ой-ёй-ёй-ёй-ёй, больно-о… Однако падать было бы ещё больнее.

Метр за метром, с передышками, позволяющими лишь сбросить долю усталости и размять пальцы, я поднимался вверх. Кажущееся после снежной равнины ощущение тепла давно пропало, и холодный камень студил тело, когда я распластывался на нём, чтобы отдохнуть; с другой стороны, солнце припекало спину и затылок. Холод, жара, усталость, бесчисленные царапины… В отличие от первого испытания, механически переставлять ноги было невозможно; здесь нужны сосредоточенность и осторожность, что делает продвижение ещё более сложным. Без назначения себе штрафа за невыполнение я бы уже сдался. Хотя, возможно, стоило сделать его побольше…

Впрочем, хватило и этого. Когда моя рука, наконец, ухватилась не за очередной выступ, а за край скалы на вершине, я понял, что никогда в жизни не был так счастлив. Подтянувшись, я забрался на ровную площадку на вершине и обессиленно упал на спину, раскинувшись на прогретом солнцем камне с закрытыми глазами.

Не знаю, сколько я так лежал; кажется, я заснул, несмотря на довольно яркое солнце. Однако в конце концов свет стал слишком ярким, да и как-то жарко… Я открыл глаза.

Сцена снова сменилась. Теперь я лежал на песке под палящим солнцем; резкий контраст с тем, с чего начинался мой путь. Я встал.

Попытка осмотреться привела к тому, что я непроизвольно зажмурился: солнечный свет, слепя, отражался от песка. Снежная, она же песочная, болезнь… Как я когда-то читал, люди от этого действительно слепли.

Прикрыв глаза, я попытался осмотреться снова. Пустыня… Песок, песок и песок, решительно никаких особых примет, за которые мог бы зацепиться глаз. И, что самое печальное, я не мог понять, куда мне двигаться. На фоне слепящего солнечного света и его отсветов от песка совершенно не видно сияния, указывающего цель…

Я растерянно замер. И что дальше?.. Как ни всматриваюсь, но сияния не вижу. Куда идти-то?

Честно, терпеть не могу ситуации, когда не представляю, что делать. Они вгоняют меня в депрессию и чувство неполноценности. Стоять на месте и жариться под солнцем — трата сил и времени, сдаться — глупо, а выбрать направление не могу… Чувствую себя Буридановым ослом, неспособным выбрать один из равноценных вариантов.

Я вздохнул. Рассуждая логически, все испытания должны быть выполнимы. В горах я тоже сперва решил, что взобраться невозможно, так и здесь, наверняка. Если со всех сторон свет одинаковый, то, скорее всего, всё равно, в какую сторону двигаться. Не могу сказать, что это однозначно так, но… Другой вариант — дождаться заката и поискать путеводный свет в темноте. А учитывая, что солнце в зените… Жар пустыни, окутывающий меня горячим облаком, после холодных гор ощущается как нечто комфортное, но очень скоро превратится в нечто мучительное и высасывающее силы ничуть не хуже ледяного ветра, так что до вечера в реальном мире у меня были бы неплохие шансы превратиться в высохшую мумию.