Это ему удалось, но лошадь сбила его с ног и поволокла за собой по равнине. Воины оправились от испуга и поспешили следом. Огерн весил вполне достаточно для того, чтобы лошадь не могла бежать слишком быстро, и кашальцы скоро нагнали ее. Лошадь брыкалась и вставала на дыбы, но воины все же сумели помочь кузнецу встать на ноги, и он, изо всех сил потянув на себя повод, усмирил животное. Огерн, весь в ссадинах и синяках, но в остальном целый и невредимый, стал успокаивать лошадь, произнося негромкие, ласковые звуки. Чуть погодя к нему присоединились кашальцы. Они причмокивали губами — так, как подзывают собак. В конце концов лошадь позволила повести себя за повод. Кашальцы шли рядом и гладили ее бока.

— Зачем? — спросил Огерна один из воинов.

— Затем, что я видел, как многие из вас пробовали вскочить на коней верхом, пытаясь убежать, — отвечал кузнец. — Если мы научимся делать это хорошо и спокойно, мы сумеем преподнести ваньярам очень неприятный подарок, если, конечно, сумеем выкрасть у них побольше коней! Этого я отведу в Кашало. А вы все давайте-ка обратно, под защиту берега.

Но не все захотели, чтобы Огерн рисковал в одиночку, поэтому горстка кашальцев все же отправилась по открытой равнине вместе с кузнецом и конем. Ваньярам далеко не сразу удалось восстановить порядок в своем стане и изловить разбежавшихся лошадей, так что Огерн и его отряд как раз успели войти в новые городские ворота, когда дозорный прокричал со стены, что заметил вдали ваньярские повозки.

Варвары подскакали к стене. Яростно крича, они замахивались копьями, но удары приходились по дереву и камню. Грозя кашальцам кулаками и ругаясь, ваньяры развернули свои повозки и умчались прочь. Один из лучников натянул тетиву, но Лукойо остановил его, положив руку ему на плечо.

— Дай мне лук! — страстно взмолился Рири. Глаза его сверкали при свете луны. Он сидел на вершине дерева, растущего около стены, вместе с двумя своими товарищами: — Дай увидеть, какого цвета ваньярская кровь!

— Еще успеешь налюбоваться, рыбак, обещаю тебе, — отозвался Лукойо, — но не сегодня.

Рири, ворча себе что-то под нос, вернулся к прерванному занятию — обстругиванию стрел.

— Каждая из стрел, которую я делаю, убьет по одному ваньяру, — пробурчал Рири.

«Только по одному?» — подумал Лукойо, но вслух этого не сказал. Он был готов поклясться, что сила ненависти рыбака-калеки сама по себе способна убить несколько ваньяров.

Рири и его друзья ужасно переживали из-за того, что не в состоянии выйти на бой и самолично сразиться с ваньярами. Огерн этому, наоборот, очень радовался, поскольку понимал: возьми он рыбаков с собой в набег, они бы не преминули отомстить своим мучителям и тем самым все бы испортили. Огерн со своим отрядом совершил еще пять набегов, но в конце концов уступил уговорам короля и начальника гвардии больше не рисковать собой и остаться в городе, где в нем тоже была большая нужда. К этому времени члены отряда набрались опыта и могли сами совершить набеги на ваньярский стан. Огерн волновался за кашальцев, покуда их не было в городе, и оплакивал каждого погибшего. Однако в Кашало было столько работы, что вырваться он никак не мог. Огерн успокаивал себя тем, что каждый из погибших уносил с собой в могилу десяток ваньяров, а то и раза в три больше.

К тому времени, когда ваньяры отправились в набег на город, их стало меньше почти на тысячу. Но что еще важнее — пострадал их боевой дух. Они ужасно злились и жаждали мести, но при этом они нервничали и, пожалуй, впервые за многие годы чувствовали себя не слишком уверенно.

Однако они старательно показывали свое безразличие. Лагерь ваньяры разбили довольно далеко, но так, что его было видно с городской стены, и слонялись по округе, в то время как дым от их костров затмевал рассветное небо.