Далван вздохнул и поплелся за Огерном из коридора. Один из тех, кто остался внутри, закрыл кустом проход, и Лукойо, облегченно вздохнув, улегся на землю. Бири еле слышно переговаривались между собой, но Лукойо сразу же уснул.

Разбудило его какое-то странное бормотание. Было почти темно: охотники решили не разводить огня, чтобы не выдать себя преследователям, но свет все же был — мрак нарушало сияние, исходившее от знаков, нарисованных на земле Манало. Мудрец и теперь, еле слышно напевая, продолжал совершать над этими знаками сложные, непонятные движения руками. Лукойо смотрел на Манало, и вдруг руки мудреца замерли, пение стихло и сияние померкло. А потом голос Манало проговорил в тишине:

— Не бойся, Лукойо. Заклинание оградит эту чащобу от глаз воинов, вот и все.

Лукойо почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.

— Откуда ты знаешь, что я смотрю на тебя, Учитель?

Манало пожал плечами.

— Для тех, кто владеет мудростью, видно многое, даже, то, что не увидишь глазами. Спи и не тревожься, Лукойо.

Но любопытство не давало полуэльфу снова уснуть.

— Но куруиты поклоняются Улагану. Разве он не может одолеть твое заклинание?

— Я пробудил силу Ломаллина, — прошептал Манало. — И там, где кто-то противостоит улинам, все дело — в человеческих пороках и добродетелях. Бири добры, умеют прятаться, они зоркие наблюдатели, так что их вряд ли заметят. Куруиты невежественны, ненавидят леса и равнины — они вряд ли заметят бири. Они могут увидеть лишь то, что ожидают увидеть, — костер и круг людей около костра. Либо с трудом передвигающих ноги беглецов. Тут же они ничего, кроме зарослей, увидеть не ожидают — значит, и не увидят, — и то если заберутся так далеко в лес. Спи, не тревожься.

— Ладно. — Лукойо опустил голову на землю, но уснуть не успел.

— Проснись, полуэльф.

Лукойо резко сел, злобно сверкая глазами. Рядом с ним на коленях стоял Огерн.

— Надеюсь, твоя эльфийская половина умеет видеть по-эльфийски и пронзит взглядом мрак, нас окружающий. Достаточно ли ты проснулся, чтобы заступить на стражу?

— Теперь да, — буркнул Лукойо и встал со своего ложа — сломанных сосновых лап.

Место для несения дозора Лукойо выбрал повыше — на дереве, откуда ему была видна чащоба, а также все подходы к ней с востока. Он уселся на не слишком удобный сук, чтобы легче было бороться с дремотой. Лукойо и не задремал, поскольку к тому времени, когда его пришел сменить Далван, он все еще сидел на дереве, а не валялся под ним. Лукойо забрался в убежище и с благодарным вздохом повалился на ложе. Даже приглушенный разговор Манало и Огерна не помешал ему задремать. Он только успел удивиться — как это они ухитряются не спать — может, Манало знал какое-то заклинание, чтобы топать двое суток без продыху…

И опять не успел Лукойо толком заснуть, как его начал трясти за ноги Далван, приговаривая:

— Просыпайся, Лукойо. Светает, и нам пора в путь.

Лукойо недовольно поворчал, но встал. Ну, Манало с Огерном, конечно, все еще разговаривали.

— Смотри не забудь заклинания, — напомнил Манало.

— Не забуду, Учитель, — пообещал Огерн. — Не забуду, как и все остальное, чему ты меня научил.

— Не забудь, потому что они тебе понадобятся.

Лукойо надеялся, что среди заклинаний найдется хоть одно, способное побороть желание поспать, и что Огерн пропоет его для всего отряда. Вид у вождя был такой, что и ему бы такое заклинание не помешало.

Бири вышли из потайного коридора. Сквозь листву уже пробивался бледный рассвет. Отряд разбился на тройки, чтобы, как велел Огерн, встретиться на северной опушке леса.