Но тут великан громко взревел и зашагал между деревьев, осыпая клайя ударами. В лесу великан не мог стегать их бичом, поэтому он колотил их своим громадным кулаком. Клайя разбегались, но те, которые промешкали, падали, и великан топтал их. Лес заполнил хруст костей. Уцелевшие попадали на землю и принялись лихорадочно нюхать. Через некоторое время они объединились и пошли по следу. Великан выловил с десяток клайя и пролаял им какие-то приказы на языке, которого бири не поняли. Клайя побежали прочь — выполнять приказ великана, назад к деревне. Через считанные мгновения жилища охотников запылали. Послышались немногочисленные крики людей, а потом только трещало пламя да выл ветер.

Но племя разъединилось на несколько отрядов, и маленького сына Огерна унесли другие бири.

Теперь, двое суток спустя, Огерну удалось унять гнев и тоску, и он спросил:

— Кто проложил ложную тропу?

— Борин, — ответил Кордран. — Что стряслось с ним самим и с теми, кто пошел с ним, мы не знаем, но примерно через лигу от деревни след оборвался, и клайя страшно разозлились.

— Значит, скорее всего, Борин и его люди живы и скитаются, подобно вам, — заключил Огерн.

— Им хуже, — вздохнул Кордран. — Нас сотня, а их всего ничего. Но деревня для нас потеряна, а с ней и четверть нашего племени.

— За такое надо отомстить как подобает, — мрачно проговорил Огерн.

Манало предостерегающе поднял руку.

— Огерн, тот, кто замышляет месть, не видит завтрашнего дня… Пусть все будет так, как если бы не было дня вчерашнего. Думая только о том, как тебе и твоим сородичам дожить до завтрашней зари, потом — еще до одной, и так далее.

— Но разве не должна торжествовать справедливость? — возмутился Огерн.

— Она восторжествует, — заверил охотника Манало. — Хотя, может быть, пройдет немало времени. Если ты хочешь увидеть торжество справедливости и ничего не делать для этого, а только ждать его, то считай, что ты напрасно потратишь жизнь.

Прозвучал гневный голос Кордрана:

— Неужели Ломаллин настолько слабее Улагана, что не может свершить правое дело?

— Власть Творца в Ломаллине сильнее, чем в Улагане, — ответил Манало. — Она сама по себе стена, которая защищает человечество от злобы Улагана. Однако эту стену способны пробить людская порочность и извращенность, а в бреши в стене может войти Улаган, дабы пугать людей и приносить им страдания. Вот так люди сами придают сил Улагану. Получается что его могущество приравнивается к могуществу Ломаллина и людям нужно определять, в какую сторону склонять чашу весов.

— Справедливые слова, — буркнул Кордран. — Но где же та людская порочность, что пробила брешь в стене, защищавшей нашу деревню?

— Она далеко от вас, — сказал старику Манало. — Далеко на юге и на востоке — там, где кочевые племена, в которых рождается слишком много детей, обуреваемые завистью к своим соседям, жаждут заполучить их земли, отобрать у крестьян урожай. Они приносят девственниц в жертву Улагану. Из этих несчастных девушек и шакалов, которые сбегаются на страшные пиршества, Улаган и создал жутких тварей и послал их против вас.

— Значит, нашей вины не было! Почему же тогда наказаны мы?

— Вы не наказаны. Вы подверглись нападению. Поклонитесь Ломаллину, соберите как можно больше людей для поклонения ему, и тогда Ломаллин обретет силу, благодаря которой сможет одолеть Улагана.

— Но как же это возможно, — спросил Огерн, — если улины равны друг другу по силам?

— Один из них умрет и станет сильнее, — отвечал Манало.